Морской волк. 3-я Трилогия (СИ)

Совершенно непонятным тогда оказывается развитие других классов, прежде всего надводных кораблей, которые сразу оказываются уязвимыми и неэффективными. Да, один корабль еще ничего не решает — хотя что сделала К-25 с немецким флотом, это как «щуку» или «эску» выпустить на английские фрегаты Крымской войны! — но очевидно, что когда такие сверхлодки станут массовыми, очень многие корабли прежних проектов будут годны лишь на слом. Один «Дредноут» не обесценил флот броненосцев — но флот дредноутов обесценил. И те, кто планировал К-25 в составе нашего флота, обязаны были это учесть!

А может, и учли? Отчего перед самой войной была резко свернута программа Большого океанского флота? Достраивались лишь корабли в достаточно высокой готовности. Значит, какое-то открытие было сделано в конце тридцатых? Даже не по заданию флота — в какой-нибудь закрытой конторе вроде Остехбюро. Но тогда союзники точно ни при чем — у них подобные программы идут полным ходом. И в то же время К-25 никак не могла быть построена на наших верфях!

Есть такое понятие — стандартизация. Так на К-25 даже мелочи заметно отличаются от общепринятых в нашем флоте. И исключения лишь подтверждают правило — очень похоже, что нововведения при модернизации и ремонте подлодок ЧФ и, наверное, других флотов, делаются как раз по образу и подобию аналогичных систем К-25. Как было, когда на Балтике подняли английскую L-55, потопленную в девятнадцатом, считавшуюся за последнее слово британской техники — и что-то с нее перенимали в конструкции наших лодок. И по времени сходится, если К-25 воюет с осени сорок второго, а волна «модернизации» началась летом сорок третьего. Как и оснащение кораблей новыми радио- и гидролокаторами, резко превосходящими предыдущие образцы — но даже «Тамир-9» по своим возможностям уступает акустике К-25 очень сильно. Обнаружение «на слух» надводной цели дальше, чем радиолокаторы «Ворошилова», такого просто не может быть! И столько технических новинок, соединенных вместе, это невероятно. В то же время все надписи на оборудовании по-русски. Загадка!

И люди? Командир, Лазарев, проговорился, что он «потомственный военный моряк, в третьем поколении». Тогда в семнадцатом он должен быть гардемарином, а дальше? Если он после служил в РККФ, и успешно, раз получил контр-адмирала — то я должен был его знать! Да и не помню я этой фамилии среди «их благородиев» царского флота. Ладно, я уже после на море пришел — но у Басистого спрашивал, он еще до революции начал служить, матросов тогда заставляли заучивать фамилии всего вышестоящего начальства, да и на берегу встречаясь, обменивались, «этот добрый, без дела в морду не бьет, а этот — сущий дракон». Мог быть среди тех, кто в двадцатом с Врангелем в Бизерту ушел, там Морской Корпус еще работал, и даже один или два выпуска сделал. А после — его товарищи чекисты завербовали, нашли еще какого-то гениального ученого, как в каком-то романе у Беляева, и сумели на американской верфи такое чудо построить и в СССР перегнать?

Нет — случалось мне общаться даже с теми из бывших, кто за Советскую власть — и преподаватели в Академии, в двадцатые, и такие легендарные личности, как Иванов Модест Васильевич, капитан первого ранга, которого сам Ильич успел произвести в адмиралы, до того как звания отменили, или лейтенант Кондратьев, командир линкора «Заря Свободы». Наши они были, без всякого сомнения — но все равно было заметно, что они не такие, как мы. Пусть даже в виде «мы должны вести народ за собой к благу» — никак не выбить из них это «мы» и «народ». И обращение «товарищ» у них звучало с напрягом — каста, что делать, привыкли. А уж «товарищи офицеры», уже год как ввели, вместе с погонами, а до сих пор очень многие выговорить не могут, предпочитают «товарищи командиры», как прежде. А у этих, на К-25 — как от зубов отлетает. И они тоже иные, но по-другому — слова всякие в речи мелькают, на американизмы похожи. Но Лазарев, что любопытно, сказал, что он ленинградец! Не «питерский». И в самом деле, в Ленинграде жил — я ему пару вопросов с подколкой задал, он усмехнулся и поправил. И шутник — на вопрос, когда с Крузенштерном попрощался (закончил Морской корпус, там напротив бронзовый памятник адмиралу стоит, и училище сегодня носит имя Фрунзе), он ответил серьезно: «Нет, я возле Михаил Юрьевича учился», — я даже не сразу сообразил, что он имеет в виду училище подплава на Измайловском, там статуя Лермонтова у входа — вот только училище это выделено из Фрунзе лишь в прошлом.

Тут вмешался комиссар ГБ и мягко, но решительно прервал разговор.