Морской волк. 3-я Трилогия (СИ)

— Париж обречен — ответил Шапошников — по имеющимся у меня сведениям, 2-я танковая дивизия Леклерка уже вчера вечером ворвалась на его окраину. И весь корпус де Тассиньи на подходе, и пятнадцать тысяч вооруженных повстанцев внутри. Немцы упорно оборонять Париж не станут, если конечно Шернер в здравом уме — не сегодня, так завтра, кольцо сомкнется, и будет им судьба Паулюса в Сталинграде. Единственная, на мой взгляд, стратегия, дающая хоть какой-то шанс — это немедленно и с максимальной быстротой прорываться на восток, к рубежу Седан — Верден, с переправой через Сену у Фонтенбло. Да, прямо через тылы де Тассиньи — тут французы фрицев не удержат. Но марш придется совершать днем, под ударами союзной авиации, при ее полном господстве в воздухе, да еще и при нехватке у себя транспорта и горючего. Я бы на месте Шернера решил — оставить в Париже один из корпусов, выбрав наименее мобильный, и понесший наибольшие потери; жестоко, но это единственная возможность сохранить хоть часть войск, имеющих реальную боевую ценность. И по некоторым данным, уточнение ожидается, немцы так и поступили. Если так, то предполагаю, что один из танковых корпусов и парашютистов с остатками пехоты им все же удастся вытащить, хотя потери в технике ожидаю на уровне девяноста процентов, все поврежденные машины придется бросать, ну а личному составу, оставшемуся без транспорта, спасаться по возможности. В то же время добивание союзниками группы Шернера, Седьмой и Седьмой Танковой армий, дает очень хороший шанс нашему «другу» Роммелю уйти за Рейн — его дивизии гораздо южнее, воздействие союзной авиации на том маршруте намного меньше. Причем «преторианцы» Роммеля — танковый корпус «Тропик» (15-я и 21-я танковые дивизии), 999-я пехотная, 1-я и 4-я парашютные, уже в Германии — что собственно и позволяет перейти к нашему плану. Но замечу, что у союзников уже должна наступить оперативная пауза, так что при желании продолжать войну, немцы будут иметь время для организации обороны по германо-французской границе. Тем более что в нашей истории они в гораздо меньшей степени успели разоружить укрепления «линии Зигфрида», ради «Атлантического Вала». Общий вывод — Рейх еще имеет на Западе некоторые тактические перспективы. Стратегически же он уже безнадежно проиграл.

— И спор уже идет вокруг очертаний будущего послевоенного мира — сказал Сталин — и если «Большая Рыбалка» удастся, это спасет жизни тысяч наших солдат. Товарищ Василевский, войска сумеют совершить бросок на глубину от двухсот до четырехсот километров, за три-четыре дня, если сопротивление германской армии перед ними резко ослабеет?

— Второй Белорусский за четыре дня до Эльбы дошел, там еще двести километров, и упремся в голландскую границу. На юге будет труднее — но, думаю, справимся.

— Тогда, товарищ Берия, даю санкцию на «рыбалку». Не подведите. Надеюсь, что товарищи из «Рассвета» окажутся на обычной высоте. Под вашу ответственность!

Берия кивнул. И подумал, что в товарищах «из будущего» он не сомневается, а вот если фрицы подведут… Что ж, тогда он позаботится, чтобы эта сволочь Рудински, когда его удастся поймать, провел остаток своей жизни в лубянском подвале, делясь своими секретами. А Зейс-Инкварт с Борманом гарантированно пойдут на эшафот со всеми прочими «Г».

Москва

20 апреля 1944 года.

По московским улицам шли немцы.

Не пятьдесят семь тысяч, как было в иной истории, тремя месяцами позже, а целых сто. Сто тысяч пленных, из числа взятых на Висле, в Восточной Пруссии, в Померании, в Моравии, в Австрии, в Италии — за последние два месяца. Солдаты, унтера, офицеры. И генералы впереди, как положено, во главе с фельдмаршалом Леебом, командующим группой армий «Север», сдавшимся в Кенигсберге.

И если высшие чины были по уставу, в парадных мундирах со всеми регалиями, то солдаты — в потертой форме, нечищеных сапогах, даже без ремней. По контрасту с охраной, бойцами НКВД, одетыми как на парад, даже примкнутые штыки новеньких карабинов СКС сверкают на солнце. Поперечные улицы были перекрыты бронетранспортерами и «студебеккерами», тоже с солдатами НКВД, патрули стояли у всех подворотен. Но это было лишь на случай, если немцы попробуют бежать — прохожим, гражданским и военным, никто не препятствовал, не разрешалось лишь выходить на проезжую часть во время марша колонны.