Возвращались поодиночке, на разной высоте, в сумерках. Джимми отпугнул пару охотников, пытавшихся атаковать Энжа, который пришел первым. А потом приполз и Дил, у него отказало радио — разбило осколками. Их бы послали и еще, но стемнело. А Джимми так устал, что уснул прямо в кресле у капонира. В то время как Стив и другие техники спешно латали их самолеты — мелкие повреждения, пробоины от осколков и пуль были почти у всех.
Утром их подняли затемно, немцы вели артподготовку, значит, вот-вот должны были появиться их штурмовики. Они пробарражировали почти два часа, гунны так и не появились. Потом их самих отправили на штурмовку. С земли стреляли много, и Джимми подумал, вот Стиву снова будет работа — но не сбили никого. А затем появились «мессера», на этот раз не свалились сверху, а выскочили из-за горы — пара, затем еще одна. Дил загорелся, прыгнул. Но и один «сто девятый» тоже попал Джимми в прицел и устремился к земле с хвостом черного дыма, оставшаяся тройка рванулась вверх, в сторону солнца, и быстро пропала из виду. А когда Джимми уже решил, что немцы сбежали, они появились сразу с двух сторон, восемь с одной, восемь с другой. И снова им повезло удрать — немцы были опытными бойцами, если бы догнали, посбивали бы всех. И зенитный огонь в этот раз был точнее — Бак не дотянул до аэродрома, сел на вынужденную, слава богу на своей территории.
И так день за днем. Господи, кто из великих сказал, что трудно в учении, легко в бою — никакой учебный бой не может сравниться с настоящим! Но Джимми недаром был лучшим, уже после второго дня он заметил, что устал меньше, хотя нагрузка была такая же. А еще он вдруг заметил, что видит весь бой — замечает и понимает маневры, свои и противника! Раньше он умел управлять своим самолетом — теперь же у него стало получаться управлять эскадрильей!
Четвертый самолет Джимми сбил легко, это был бомбардировщик, «Хейнкель-111», с испанскими опознавательными знаками. А вот с пятым пришлось повозиться, и это было страшно — вспоминая тот бой, Джимми уверен, его убили бы тогда, если б не Стив.
С механиком он разговорился вечером второго дня — и сам он устал меньше, как уже было сказано, и самолет был почти целый, повезло. Кажется, он спросил тогда Стива, откуда он, поляк или чех, судя по акценту? А Стив усмехнулся: «Полтавские мы, но дом совсем не помню, ну совсем малый был, только отец рассказывал. Язык немного знаю — оттого меня даже в Россию посылали, зимой в Мурманске был, самолеты сопровождал, передавал и обучал их техников. Такие же «киттихоки», только русские воевали на них совсем по-другому. У нас вот предписано мотор держать на таких оборотах, и боже упаси превысить — до войны за нарушение инструкции можно было и под штраф попасть, и даже в тюрьму, за ущерб армейской собственности. А русским что, самолеты не их, истраченное-изношенное дядя Сэм возместит — и они регулятор подкручивали, так что обороты всё время были повышенные, нет, не форсаж, ты что, тут и впрямь, пять минут, и клинит — но заметно сверх номинала. И еще облегчали самолет: или пару пулеметов снимали, ну у тебя и так уже версия «Эль», четыре ствола вместо шести, или заправляли бак не до конца. В итоге выходило, что «киттихок» с любым «мессером» не только на равных, но даже превосходство имеет. Но моторесурс от этого сгорал по-страшному, бывало, один хороший воздушный бой — и движок в переборку, ну а пара боев — меняй мотор совсем»!
— А сделай мне так! — попросил Джимми. — Если меня собьют завтра, так мотор с самолетом вместе сгорит, что толку с моторесурса?
— Бутылка виски, — ответил Стив, — и сделаю.
Еще Стив зачем-то учил его русским словам. Слова были звучные, непонятные, говорить их надо было свирепо, резко — наверное, крутые ребята эти русские! Еще Стив даже пытался петь русские песни, которые он слышал в Мурманске — но получалось плохо, «тут гитара нужна, а не банджо, музыкальный инструмент принадлежал одному из тех, кто тут до вас были, теперь ничей, когда имущество делили, никто не позарился». А слова песен, в вольном переводе с русского, Джимми понравились: «Двое против восьми и десять вылетов в сутки, я истребитель…» и что-то еще.
— Русские говорят: «Ты должен сделать», — рассказывал Стив. — Тебе ставят задачу, исходя из высших соображений, и ты обязан ее выполнить. Сумел при этом еще и остаться живым — хорошо. Погиб — что делать. Погиб и задачу не выполнил — ну хоть попытался, как мог. Даже награды не жди — ты ведь делал, что должен! Жестоко выходит — не знаю, сумел бы я так.
Только немцам от такого еще страшнее. Двое против восьми — а пятеро против восьмидесяти не хочешь? А ведь было такое, русские конвой прикрывали и знали, что выходить из боя нельзя!