Ресторан «Шинок» славился не только разнообразными блюдами восточнославянской кухни, но и своеобразным интерьером в стиле экологичного лофта и уголком деревенской природы в стеклянном атриуме. Горецкий давненько сюда не захаживал и потому с некоторым любопытством поглядывал по сторонам, неторопливо пересекая зал. За угловым столиком он сразу приметил Татьяну. Не заметить ее было невозможно. Женственная фигура идеальных пропорций, подчеркнутая броским нарядом, томный взгляд широко накрашенных выразительных глаз, пышные вьющиеся светло-золотистые волосы, яркие мазки алой помады на пухлых чувственных губах сразу же магнетически притягивали взоры всех без исключения представителей как сильной, так и слабой половины человечества, хоть и по разным причинам.
Лех без приглашения уселся на мягкий диванчик напротив Татьяны, с ленцой допивающей кофе из белой фарфоровой чашки с бежевой каемочкой, и тут же автоматически удостоился повышенного интереса посетителей и персонала ресторана.
– И зачем тебе так нужна была эта встреча? – суровым тоном вопросил он.
– Фу, как невежливо! А поздороваться по-человечески? Мы же лет семь не виделись… – сделала обиженное лицо блондинка, отставляя опустевшую чашку.
– Пять.
– Что пять? – слегка вздернув бровь, переспросила Татьяна.
– Лет, – уточнил Лех и добавил: – А если еще точнее, то виделись мы с тобой последний раз четыре года и десять месяцев тому назад. Когда ты заняла у меня так срочно потребовавшиеся тебе три тысячи долларов, которые клятвенно пообещала вернуть в течении полугода.
– Ой, и правда… – виновато замялась собеседница. – А я и забыла… Но ты ведь на меня не сердишься?
– За то, что долг не отдала? – хмыкнул Горецкий. – Нет. Я же знал, что ты никогда деньги не возвращаешь.
– Вот за что я тебя всегда любила, так это за то, что ты не скряга, – обрадованно заулыбалась Татьяна.
– Любила… – иронично скривился Лех.
– Да! Любила! И до сих пор не разлюбила… – с придыханием произнесла блондинка, изобразила влюбленно-страдательное лицо, привстала и, наклонившись, впилась в губы сидящего напротив мужчины наиграно-страстным поцелуем, обдав его при этом густым облаком насыщенных ароматов пачули, карамели и ванили.
Подполковник недовольно поморщился, отстранился, взял со стола белую бумажную салфетку и тщательно оттер губы от оставшихся на них оттисков ярко-красной помады.
С разочарованным видом Татьяна уселась на место и саркастично прокомментировала:
– Боишься, что жена заметит?
– Не боюсь, – холодно ответил Лех. – Просто терпеть не могу ощущения крашенного жира на губах. И ты это прекрасно знаешь.
– Ну да. Ты всегда был сторонником естественности, – хмыкнула собеседница.
– И был, и есть, – не стал возражать Горецкий.
– И никогда не понимал, что правильно подобранный макияж может кардинально изменить образ женщины. Возьмем, к примеру, Мерилин Монро…
– Ну, конечно, Монро! – бесцеремонно перебил Лех. – Ты всегда держала ее за кумира и старалась на нее походить. Но я уверен, что привлекала она мужчин все же не толстым слоем косметики и удушающими запахами, а совсем другим…
– Добрый день, – перед столиком возникла моложавая рыженькая официантка в псевдосельском одеянии с претензией на «народность», состоящем из расшитой цветным орнаментом белой блузки с длинными рукавами и не доходящей до колен светлой юбки, частично прикрытой коротким красным передником. – Что желаете? – Девушка изобразила на лице дежурную казенную улыбку, достала из накладного кармана фартука небольшой блокнот с заложенной в него шариковой ручкой и приготовилась записывать заказ, с простодушным любопытством искоса поглядывая на явно заинтересовавшую ее пару.
– День добрый, – Лех поднял на нее глаза. – Двойной черный кофе с кардамоном, без сахара. И поменьше воды, пожалуйста. Пока все. – Предугадал он ее вопрос.
– А ваша дама? – проявила настойчивость рыженькая.
– А дама уже не моя. И сама может заказать, что хочет. Говорить она умеет, – отвернулся от официантки подполковник.
Сердито поджав губы, Татьяна обратила лицо к рыженькой: – Мне бокал мартини Бьянко с оливкой и сырное канапе, – сделала она свой выбор и, дождавшись, когда официантка отойдет, с обиженно-трагической ноткой в голосе добавила: – Мог бы и не демонстрировать на людях так открыто свое безразличие ко мне…
– Таня, я понимаю, что ты актриса, но не забывай, что ты не сцене, – иронично прищурился Лех.
– Жизнь – это сцена, и мы на ней актеры… – с чувством продекламировала собеседница.
– Может, Шекспир в этом и прав, но заигрываться все равно не стоит. Так зачем ты хотела меня видеть?
– Понимаешь, Леша… – Татьяна сделала скорбное лицо. – Коля попал в беду…
– Ничего удивительного, он всегда был бедовым мальчиком, – хмыкнул Лех. – Сколько ему сейчас? Восемнадцать?
– Да. Недавно исполнилось.
– А тебе значит уже под сорок…
– Фу, какой ты стал беспардонный! – обиженно надулась Татьяна, но тут же моментально сдулась и придала лицу жалостливо-озабоченное выражение. – Леша, на тебя вся надежда. Помоги…
– Материально? – с легкой издевкой спросил подполковник.