Старшие, что сын, что дочь, росли умниками, были первыми в классе. Не по годам рослые, вот только очень худые; глаза у обоих материнские — светло-голубые. Сын вел себя примерно, дружил с парнями из квартала. Зато сестра была ему полной противоположностью: отцу с матерью дерзила, с братом и сестрами вовсе не считалась, квартал свой ненавидела, водилась с теми, кто побогаче, во всем подражая их манерам — даже обращалась только на «вы», «бей-эфенди» и «ханым-эфенди». Жители квартала платили ей той же монетой, не упуская случая позлословить в ее адрес. Старшая дружила с парнями из прядильного цеха. За неторопливую походку и блестящие волосы, смазанные бриллиантином, их величали не иначе, как «восточный экспресс». Но девушку не трогали подобные насмешки, она презрительно пропускала их мимо ушей, в крайнем случае остановится, процедит: «Невежи!..» — и пройдет мимо…
Муртаза жевал плов, посапывая хищным носом, погруженный в свои мысли. Он взял из плошки маринованный перец, сунул в рот и с хрустом оторвал корешок. Жена подняла на него глаза и сердито буркнула:
— Потише, за тобой не угнаться!..
Муртаза положил ложку, выпрямился:
— Про свою новую должность думаю.
— Тебя, значит, на работу взяли? — удивленно спросила жена.
— Конечно! — ответил Муртаза, сердито глядя на жену своими зелеными сверкающими глазами. — Сейчас пойду в участок, сдам казенное обмундирование, попрощаюсь с начальством, с товарищами… Ты знаешь, что мне сказал технический директор? «Испортилась дисциплина у меня на фабрике, нет должного порядка! — так и сказал! — Я, — сказал, — ищу человека строгого, понимающего толк в дисциплине. Чтоб он курсы окончил. Пошел я к вашему господину комиссару и попросил, чтобы он мне дал человека, если у него есть в кадрах такой». Комиссар тотчас вспомнил обо мне… «Есть, — говорит, — у меня человек, но не могу отдать, ибо он у меня — главная опора в моем участке!» Вот что ответил комиссар. Но технический директор так просил, так умолял, чуть ли не в ногах валялся. Не устоял мой комиссар и сказал: «Так и быть, отдаю тебе Муртазу, только знай ему цену! Потому что он курсы прошел, от старших уму-разуму научился, другим не чета!..»
Муртаза вопросительно поглядел на жену, желая понять, какое впечатление произвел на нее рассказ, но та уминала плов, не обращая внимания на его слова.
— Знаешь, что сказал технический директор? — важно продолжал Муртаза. — «Есть, говорит, у меня один товарищ, мой земляк, зовут его Нухом. Будь осторожен, не полагайся на него…» Видел я того человека, точно: проку от него никакого. Есть во мне сила, видать от аллаха! Как посмотрю на кого-нибудь, так сразу насквозь вижу… «Не волнуйся, мой директор, — сказал я. — Все исправлю, все налажу. Будет дисциплина и порядок…» А он, знаешь, что ответил? «Браво, Муртаза-эфенди! Не прошло и четверти часа, как ты приступил к своим обязанностям, и уже все понял, все постиг. Быть тебе во всем примером!»
Он опять поглядел на жену.
— Потом зашел в чайхану. А там грязь. Порядка нет, дисциплины никакой. Собрал рабочих, сказал им все, объяснил им, чтоб понимали… А почему? А потому, что так нужно. Пусть знают, что есть долг, великодушие, мужество. Пусть не забывают про бдительность!..
— Жалованья-то сколько тебе положили? — не удержавшись, спросила жена.
Муртаза презрительно скривил губы.
— Мне доверили такую должность, а ты про жалованье! Буду я спрашивать…
— Конечно, должен был спросить. У тебя шестеро детей на руках!
— Ну про что ты говоришь? Я получил большую должность…
— Вот и хорошо! При большой должности должно быть и большое жалованье!
— А мне еще положены плащ, ботинки, форменная одежда, электрический фонарь…
— Что пользы от электрического фонаря и револьвера?
— Ну, заладила свое! — саркастически усмехнувшись, сказал Муртаза. — Курсов не кончала, потому ничего и не смыслишь. Прошла бы курс, получила бы должное воспитание, иначе думала бы. Да что с тобой говорить…
Женщина только пожала плечами и выскребла из миски остатки плова.
Дочери молча встали из-за стола и отправились к разостланной на полу постели. Через минуту они уже спали как убитые.
Муртаза прислонился к окну, закурил. Жена убрала со стола, подошла к дочерям, укрыла их старым покрывалом. Взяла на руки младенца и дала ему высохшую грудь.
Переодевшийся в фабричную спецодежду, Муртаза застыл по стойке смирно перед столом технического директора. Вместо формы околоточного на нем были теперь широкие мятые штаны и куртка из серой, жесткой, точно бумага, ткани, которую выпускала фабрика.
Немигающий взгляд Муртазы был устремлен на директора. Тот дрожащими руками нервно перебирал лежавшие на столе бумаги в поисках затерявшегося важного документа. Неожиданно директор заметил перед собой человека и раздраженно спросил:
— Что случилось? Чего тебе?
Опешивший от такого вопроса, Муртаза выпалил:
— Ваш покорный слуга!..
— Какой еще слуга? — Директор не мог понять, кто перед ним.
Муртаза шагнул вперед и, вытянувшись в струнку, отрапортовал:
— Явился в ваше распоряжение!..
— Зачем явился?