Московит-2

– Ох, Елена, Елена… – шептал растроганный Богдан, в который уже раз перечитывая письмо. – То святая правда, как счастливы были! И дети мои приняли тебя, привыкли, даже любить стали. Один только Тимош дичился… Ну так он уже был парубком! А что до сплетников да завистников – ну их в пекло!

«Постельного белья и того не допросишься, неделями сплю на одних и тех же драных простынях, а вместо перины – охапка соломы. Из посуды – оловянная тарелка да глиняная миска. Мой мучитель грозит, что коли не уступлю ему и на бесстыдную связь не соглашусь, то и того лишит. Буду, мол, спать на голых досках и с пола есть, как собака…»

– Крепись, крепись, голубка! Господь терпел и нам велел. За преданность твою да за верность сторицей тебе воздам, когда снова встретимся!

«А если все-таки обман?!» – снова затаившейся гадюкой ужалила страшная мысль. Но гетман решительно прогнал ее.

* * *

– Я вижу, пани так и не может забыть своего Хмеля? Раз у нее кусок в горло не лезет. – издевательский пьяный голос Чаплинского показался Елене в эту минуту особенно омерзительным. Она брезгливо отложила вилку, поднялась от стола.

– У меня болит голова. Я пойду к себе, лягу.

– Пусть пани постарается, чтобы голова к ночи прошла, – усмехнулся подстароста чигиринский. – Потому что эту ночь я хочу провести с ней.

Елена, уже направившаяся к двери, резко остановилась, словно ее туфли вросли в пол. Лицо сначала побледнело, потом полыхнуло жарким румянцем.

– Что пан сказал?

– Что слышала пани! – Чаплинский снова отхлебнул вина, разглядывая ее, словно товар в лавке. – Мы супруги, соединенные святым обетом перед Богом и людьми. И я намерен воспользоваться своими правами.

– Может, пан забыл мое предостережение? – прошипела Елена, будто разъяренная кошка.

– Отчего же, помню. Вот только у пани не хватит духу исполнить свою угрозу!

– А почему это пан так думает?!

Вместо ответа Чаплинский расхохотался – визгливо, пронзительно. После чего, шаря глазами по телу женщины, будто раздевая ее, начал подробно описывать, в каких именно формах намерен взыскать супружеский долг, накопившийся за весьма долгое время. Особо подчеркивая, что пани придется заменить Дануську, исчезнувшую при подозрительных обстоятельствах, к которой он давно привык. Ну, нет худа без добра, хоть теперь-то имя «Елена» будет в самый жаркий момент произнесено не напрасно…

Слуги у входа в трапезную краснели, отводя глаза и старательно делая вид, что ничего не слы– шат.

– Пьяное ничтожество! Негодяй!!! – завопила Елена, позабыв от негодования о сдержанности, подобающей благородному сословию. – Посмей только приблизиться к моей опочивальне… В любом случае дверь будет крепко заперта!

– Ха! Позову самых сильных хлопов и велю выломать ее к дьяблу, – безмятежно усмехнулся пан Данило, снова потянувшись к кубку. – Если понадобится, прикажу им держать пани за руки и ноги. А вздумает кусаться – заткнем рот кляпом. Еще лучше – подолом сорочки, все равно ее задирать… – снова раздался пьяный ликующий гогот.

Лицо женщины пошло пятнами от ярости и стыда. Если бы взглядом можно было убить, пан Данило тут же лишился бы жизни.

– Пущу в ход кинжал, он всегда при мне! Зарежу пана, а потом убью себя! Прости, Матка Бозка…

– Наивная и бесполезная ложь. – мертвецки пьяный шляхтич посмотрел в глаза Елены циничным, пронзительным взглядом, какой бывает только у совершенно трезвого человека. И она содрогнулась, почуяв, как мороз пробежал по спине. – Чтобы такая умная и расчетливая мерзавка, как пани… ах, я уже как-то называл ее этими словами, ну да ничего… Истина от повторения не портится… О чем я? Ах, да! Чтобы такая умная и расчетливая мерзавка, как пани, лишила себя жизни, уже представляя, как вскоре станет ясновельможной хлопской гетманшей? Это даже не смешно. Ха! Пани слишком себя любит, чтобы убить.

У Елены чуть не подкосились ноги, темнота замелькала в глазах.

– Жаль, что я понял это совсем недавно… – продолжал бормотать Чаплинский, осушая новый кубок. – Но как говорят хлопы, лучше поздно, чем никогда! У нас будет время наверстать упущенное.

Чувствуя, что еще немного, и она устроит прямо здесь, на глазах у слуг, безобразную истерику, женщина бросилась из трапезной. Добраться бы до кровати, поплакать вволю в подушку, помолиться, чтобы Дануська поскорее нашла Богдана…

– До ночи, женушка! – донесся следом издевательский голос.

* * *

Иван Выговский успел привыкнуть к положению человека, приближенного до гетманской особы, более того – советника, с которым гетман обсуждает самые важные и тайные вопросы, доверяет сомнения свои, и поэтому болезненно воспринял известие о появлении возможного соперника. Точнее – соперницы. Поэтому сразу же, покинув Хмельницкого, погрузился в раздумья: что делать, как лучше поступить?