Московские дуры и дураки

Читавшие статью г. Прыжова в «Нашем Времени» могут из его же примера видеть справедливость моих слов. К восьмидесятилетнему старцу, проведшему более сорока лет в «безумном доме» в непонимании дела его почти от всех, считающих себя людьми умными, пришел человек (говорю о г. Прыжове), с живым направлением и стремлением своей мысли к отчетливости. Это так подействовало на старца, «уставшего» изъясняться только загадками с духовною безотчетностию большинства, что он не желал говорить загадками с г. Прыжовым. Сам г. Прыжов говорит об Иване Яковличе, что кроме ответа «я устал», он еще сказал кое-что очень обыкновенное, потому что видел около себя образованных людей.

Так, изволите видеть, старец не прочь бы от того, чтобы объясняться просто или по-обыкновенному с разумеющими. Но вот, в разумении г. Прыжова, возникают образы лжепророков, без малейшей у себя тени искусства разузнавать этого рода людей; он ищет в Иване Яковличе (однако, по собственному его признанию, не заметил) «каких либо особенных остатков древнерусского язычества», сам однако еще не имея в виду истинной сущности и силы язычества. Как теперь прикажете Ивану Яковлевичу завести понятную беседу с таким мыслителем, когда не видно общей для того и другого среды мыслей, нужной для обоюдного их обмена? Не пуститься ли в продолжительные и, может быть, напрасные толкования, что сила язычества состоит собственно в принятии основных для мысли и жизни идей или начал помимо истинного всеначала, которое христианам уже прямо ведомо во Христе Боге; что без разумения такой силы язычества, выражавшейся в древности по ее чувственно-образным воззрениям в грубом идолопоклонстве, можно и с специальным изучением остатков древнего язычества повторять ту же силу язычества — только уж более по духовному, согласно с нынешним характером воззрений; — что в особенности труженику мысли и слова, делающему свое дело и в христианстве помимо Христа Сына Божия, вне Которого нет места ни благоволению Отца небесного, ни Духу истины и жизни, — предлежит неизбежная опасность работать только для отвержения, подвергаясь обольщению именно от лжепророческих лестчих духов??… Вместо всего этого, по роду подвигов веры и благочестивого человеколюбия Ивана Яковлича, вернее и проще было ему безмолвно войти в духовное соучастие тех движений и страданий Христовой любви, как за подобные грехи мира возлюбленный Сын Божий ощущал на кресте Сам оставление от Своего Отца, соделавшись точно клятвою и грехом за достойные вечно отвержения наши мерзости и заблуждения; это поприще и вернее привлекает к нам ту милость Божию, чтобы Отец небесный еще потерпел нас и, ими же весть судьбами, направил вашу мысль и слово и всю жизнь — к истине. И вот Иван Яковлич побеспокоил г. Прыжова только таким выражением своего глубочайшего общения в духе Христовых горчайших страданий и скорбей крестных, которое сделало лице его «придавленным» и до того чуждым мягкой привлекательности, что у г. Прыжова «не достало духа его рассмотреть». Ведь это тоже загадка и притча для г. Прыжова, вроде записочек Ивана Яковлича.

Г. Прыжов негодует еще на русскую женщину, зачем в особенности она делает для себя Ивана Яковлича «идолом», окружая его каким-то «культом» и являясь сама «служительницею этого культа». Г. Прыжов объясняет это остатком языческих верований; он говорит о религиозном значении славянской женщины в языческой древности и припоминает басни о космогоническом ее происхождении, и проч. «Русская женщина, говорит он, не начинала еще своей христианской истории». Как любит делать строгие приговоры г. Прыжов! Только вполне ли основательно?…