Московские французы в 1812 году. От московского пожара до Березины

1825 году, буквально на следующий день после смерти царя, архитектор A. Витберг был обвинен в служебных злоупотреблениях и сослан на Урал. Стройка тут же остановилась. Пришлось ждать 1839 года, чтобы царь Николай I возобновил проект и организовал новый конкурс, по результатам которого был принят проект крупного петербургского архитектора K. Тона. Архитектором было предложено другое место для храма – Алексеевский холм напротив Кремля и на берегу Москвы-реки, который до того времени занимал женский монастырь²²⁸

. Первый камень в основание будущего храма Христа Спасителя положен 10 сентября 1839 года. Работы продолжались около сорока лет. Одновременно памятник и символ свободы, обретенной русскими после наполеоновской оккупации, этот храм поражал своими размерами. На стенах внутри него располагались мраморные таблицы, на которых золотыми буквами были выбиты названия мест сражений Русской кампании, а также фамилии офицеров, павших в боях с неприятелем. Также имелись изображения наполеоновской эпопеи после 1812 года: отступление из Москвы, кампании 1813–1814 годов, вступление союзников в Париж, отречение Наполеона и подписание мирного договора

²²⁹

. Хотя русские сильно пострадали от французского нашествия, они, тем не менее, все же восхищались наполеоновским величием. Данный храм являлся подтверждением этого парадокса.

Французский народ, со своей стороны, тоже не мог изгнать из памяти жестокий 1812 год. Путешественники, проезжающие через Москву в XIX и XX веках, за неимением руин, обнаруживали другие следы, напоминающие об этой фатальной эпопее. В Кремле, у стены Арсенала, на которой, по словам Ж.-Ф. Ансело²³⁰, еще в 1826 году видны были повреждения, причиненные взрывом, по-прежнему стояли пушки, потерянные Великой армией при отступлении из России. Сами стены Кремля хранили следы того взрыва. «Белый цвет, которым их покрасили, скрывая трещины, придавал Кремлю молодой вид, опровергаемый его состоянием… и никого не способный обмануть, – добавлял он. – Я слышал, как говорили, будто следы разрушения больше незаметны. Люди, высказавшие это рискованное предположение, видели Москву лишь мельком и только из окна своей кареты; при пеших же прогулках, проявив больше внимания, могу уверить, в ней можно найти еще много улиц, где там и тут отсутствуют дома, где взгляд печалят куски почерневших стен, где фасады, возведенные для регулярности, скрывают пустые пространства, не заполняя их. Сколь бы многочисленны ни были эти следы недавней беды, их почти не замечаешь, потому что они разбросаны по всему огромному городу, но они все же существуют!» ²³¹