Московские французы в 1812 году. От московского пожара до Березины

Что же касается тени Наполеона, по рассказам разных людей кажется, что она по-прежнему витает над городом. Учитель фехтования Серизье, герой романа Александра Дюма, путешествующий по России между 1824 и 1826 годами, отмечает это по своему приезду в Москву. «Москва произвела на меня сильнейшее впечатление: я видел перед собой огромную могилу, где Франция похоронила свою фортуну. Я вздрогнул помимо воли, и мне показалось, что тень Наполеона, словно тень Адамастора²³²

, вот-вот предстанет предо мной и, плача кровавыми слезами, поведает о своем поражении. Въезжая в город, я повсюду искал следы нашего пребывания в нем в 1812 году и находил некоторые из них. То тут, то там нашему взору представали разрушенные дома, все еще почерневшие от пламени, – свидетельства дикой преданности Ростопчина»²³³

. Обиды – как видим – сохраняются! Впрочем, французской литературе XIX века как будто нравится поддерживать искаженный образ этой страницы истории, вопреки необходимости успокоения умов. В исторических романах поражения наших соотечественников обычно замалчивались, их подвиги приукрашивались, а Россия намерено изображалась в карикатурном виде. «Не есть ли это попытка избежать болезненных воспоминаний, кажущихся слишком актуальными?» – задавалась вопросом в связи с этим исследовательница Шарлотта Краусс²³⁴

. Видимо, так оно и есть. Интересно отметить, что художественные произведения, действия которых разворачивались на фоне событий 1812 года, появились относительно рано. Первым таким произведением стал роман «Арманс» (1827) ветерана Великой армии Стендаля. В следующем году Эжен Скриб написала водевиль «Ева, или Русская сирота» (1828), излагающий историю ребенка, потерявшего родителей во время отступления из России и великодушно подобранного французским офицером. Этот сюжет удивительно похож на историю г-жи Фюзий, которая в 1813 году вернулась в Париж с маленькой сироткой по имени Надеж [Nadège], которую актриса подобрала в Вильне²³⁵

. В Париже она вывела свою протеже, прозванную «Виленской сиротой», на сцену. Молодая актриса дебютировала на французской сцене и не без успеха выступала во многих странах Европы вплоть до своей преждевременной смерти в 1832 году. Правда это или нет, но кое-кто утверждает, что она была незаконнорожденной дочерью г-жи Фюзий, плодом ее связи с одним русским офицером²³⁶, – и эта история вдохновляла нескольких писателей первой половины XIX века. Сюжет действительно был трогательный. Он способствовал развитию того, что Ш. Краусс назвал «романом сострадания». В дальнейшем Оноре де Бальзак много страниц посвятил горестной авантюре 1812 года. Его повесть, озаглавленная «Прощай» (1830), рассказывала о трагической судьбе графини Стефани де Вандьер, сошедшей с ума на следующий день после того, как она была разлучена при переходе через Березину со своим возлюбленным – офицером. В следующем году в своем романе «Шагреневая кожа» О. де Бальзак вновь возвратился к отступлению из России и к Березине, где у него пропал без вести гренадер Годен де Вичнау. Наконец, в «Сельском враче» (1833) писатель опять обратился к теме отступления через рассказ майора Женеста. Каждый раз слова Бальзака были сильны, пропитаны болью и состраданием к храбрым солдатам Наполеона и к гражданским лицам, вовлеченным в эту авантюру. Вместе с ним и с другими писателями вся Франция страдала и сострадала еще много лет после 1812 года! Так литература подменила историю, рассказывая о человеческой драме, политической и военной.