Московский бунт

Об убийстве никто не думал. Теперь кругом была кровь. Много крови. Обратной дороги нет. И мир не остановился. Вот что мне сейчас требуется обдумать. Как все это началось?

Вопрос выбора? Можно сказать и так. Однажды такое уже было. Смерть хороша тем, что ставит всех на свое место.

Я оглядываюсь, смотрю на часы. Нахожу место у стены – рядом со свалкой черных мусорных мешков. Подъезжает грузовичок с мигалкой, женщина в оранжевом жилете, не выпуская сигареты изо рта, принимается бросать в кузов мусорные мешки.

5

Моя личность медленно возвращается на свое место. Я моргаю, словно это помогает моему переходу в обычное состояние. Понадобилось несколько минут, прежде чем я снова могу различать предметы вокруг. «В чем тут ошибка?» – спрашиваю я себя, не понимаю ни своего вопроса, ни причины, его вызвавшей. Только что все произошло со мной, я был кем-то другим. Смутное ощущение нелепости происшедшего овладевает мной. Чувствую себя униженным.

Я иду и качаю головой. Стены домов тоже словно качаются и возвращаются в исходное положение. Я чувствую слабость, но неприятных ощущений она не вызывает.

Ощущаю в себе бездну. Бездну, которая была во мне всегда, но в существовании которой я не отдавал себе отчета. Теперь пелену сняли. У меня возникает чувство, что я ужасно ошибался.

Возникает чувство, что у меня нет шансов. Абсолютно никаких.

Я аккуратно прислушиваюсь к холодку, то возникающему и медленно тлеющему у меня внутри, то затухающему и на время совершенно не дающему себя знать.

Мои размышления прерываются. Из-за угла выходит кавказец. Останавливается и с удивлением смотрит на меня. Пришлось свернуть в переулок. Я оглядываюсь и понимаю, что этого района не знаю. Что неудивительно. Заблудиться в Москве легко.

Я обхожу кучу мусора, пинаю банку, которая отлетает в сторону дребезжа. Неожиданно мой взгляд цепляется за ботинок. Крепкий солдатский ботинок, ребристой подошвой высовывающийся из-под грязных пакетов. Под кусками полиэтилена обнаруживается тело солдата, уже мертвого. Открытыми глазами солдат смотрит в небо.

На соседней улице догорает БТР. Через люки выходит густая гарь.

Ужас вызывают черные мешки с пластмассовой молнией, разложенные по всей улице. Мешки изготовленные из материала, который очень неприятен на ощупь и выглядит влажным из-за своего блеска.

Когда все трупы загружены в машины, легче мне не становится. Я теряю ощущение времени, поминутно смотря на часы.

Я не верю, не верю, не верю. – Я начинаю вслух разговаривать сам с собой. – Этого всего нет.

Хочется оправдываться. Хочется оказать помощь тем, кто рядом, но в более тяжелом положении.

Улицы забиты баррикадами. Сплошное железо. Но их можно обойти стороной. Это означает, что баррикады возводят не как оборонительные, а как театральные сооружения. Для журналистов.

Около баррикад костры, потому что там дежурят круглые сутки. Оружие – железные и деревянные палки, аккуратно сложенные в кучки булыжники, вывороченные из земли и несколько бутылок с бензином на случай, если ОМОН начнет атаку.

Возведение баррикад объяснить нетрудно. Труднее объяснить, зачем возле них среди белого дня стали разводить костры, причем из непонятно откуда взятых автомобильных покрышек, дающих, больше дыма, чем тепла и огня. Зато картина получается впечатляющая: улица, баррикады и поднимающиеся из-за них языки красного пламени и клубы черного дыма.

На площадях тоже горят костры, возле них сидят люди. Женщины в палатке готовят. Мы выпиваем по стакану кофе.

Город с многовековой историей. Вокруг костры, копоть, дым. Но мне кажется, что все это – бутафория. Если бы смысл для защиты, а сделано лишь для того, чтобы нагнетать психоз. С утра вокруг костров чай, хлеб, масло. А к вечеру всегда появляются пьяные.

На улице галдеж. Смех наполняет удушливый воздух. Я всматриваюсь в лица прохожих. Ощущаю усталую обреченность. Когда же они оставят нас в покое?

На улице в магазинах разбиты витрины.

Город словно вымер. Попадается очень мало машин, которые проезжают мимо на большой скорости. Я думаю, что происходит что-то странное.

Я чувствую себя прекрасно. Свобода. Вот что принес мне новый бог. Свободу.

Мимо меня крича и матерясь бегут люди с электроникой. Похоже, что это мародеры: тащат награбленное по домам.

Я явно слышу выстрелы.

В центре города нет света.

Шесть-семь машин едут по улице и начинают стрелять в воздух, потом в людей.

Разве может настроение меняться так внезапно? Еще минуту назад я был полон оптимистических ожиданий. И вот сейчас – прирос к асфальту и пытаюсь побороть приступ тошноты.

Лицо краснеет, давление повышается. Глубокий вдох. Задерживаю дыхание. Выдох. Расслабляюсь. Гоню отрицательные мысли.

Я приказываю себе думать лучше и глубже. Как доказательство реальности происходящего рядом грохочет грузовик.

Я чувствую, как к горлу у меня поднимается тошнота. Сглотнув слюну, я беру себя в руки. Теперь происходящее становится чередой наблюдений. Во мне что-то ломается.

Я вдруг начинаю молиться.

Я помню все. Это моя история.

Я отлично все помню.