Москва. Лица. Факты. Свидетели эпохи

Погода – лучше не бывает. Ясное солнышко. Чистейший снег, покрывший застывшую сверху воду. Под ногами масса разнокалиберной рыбы, которую еще не видно, ее предстоит поймать. На горизонте стоят наши вагоны. Дымят трубами отопления, будто пароходы, вмерзшие в лед. Настроение безоблачное.

На мне китайская доха на козьем меху с капюшоном, кофр с фотоаппаратурой, перчатки. Перехожу от рыбака к рыбаку. Кто сверлит одну лунку, кто десять. У кого автоматика стоит на одних лунках, а сами сидят рядом… Все в ожидании клева.

Ловят. Маленькие, небольшие рыбешки, не больше ладони, а радости нет границ. Типажи рыбаков колоритно расходятся, да рыбка у всех одинаковая. Только один рыбак, молодой человек, вытаскивает не маленьких ершей, окуньков, а рыбки сантиметров шестьдесят-семьдесят, притом – щук. Они быстро-быстро замерзают, мороз-то градусов 30, и он хвостами втыкает их в снег, как бы выстраивает из них частокол, чем страшно горд. Подхожу к нему и вижу, как из лунки выдергивает очередную щуку. Любуюсь уловом. Снимаю.

– Стоп, молодой человек! Еще раз, пожалуйста. Опустите пониже, пониже. О! Похоже, она что-то говорит, посмотрите, послушайте!

Рыбаки. 1985

Он опускает ее до жабр в воду. Щучка действительно открывает рот, что-то пытается сказать. Про себя думаю:

– Какая прекрасная иллюстрация к сказке Пушкина…

В журнале «Кругозор», где я работаю, организован детский журнал «Колобок». Прекрасная иллюстрация для него.

Фотографирую щучку, делаю несколько вариантов. У меня в камере пленка Ferrania, итальянская, – цветной материал потрясающего качества, белую тональность он переносит идеально. Все замечательно. Однако лимит моих сил и тепловой энергии на исходе. Прошло часа три, наверное, надо собираться в обратный путь. Рыбаки тоже потихонечку потянулись к поезду, где их ждало тепло.

Двигаюсь в сторону поезда, потихонечку. Иду один. Приблизительно за десять метров до берега, к своему удивлению, я оказываюсь почти под водой. Провалился в какую-то щель между льдом и берегом. Мои ноги упираются в дно, я по шею в воде. Кофр, как ни странно, оказался на льду. Ледяная температура мгновенно сковывает тело. Брызги, попавшие на меня, моментально превратились в куски льда. Сознание бурлит и не понимает, что делать. Человек – не рыба… Люди, стоящие на берегу около железнодорожных вагонов, бросаются на помощь… Мне протянули какую-то палку. Хватаюсь за нее. Вытащить собственное тело из водно-ледового плена сил нет. Собирается много людей, все кричат, дают советы. А что тут советовать?!.. Кто-то вытаскивает из вагона какую-то железку, и по ней один человек подползает ко мне. Меня с трудом выдергивает из ловушки. Как по волшебству я превращен в ледяное полено…

– Скорее, скорее! В вагон его.

Сам идти не могу, я, как водолаз в тяжелом снаряжении. Десяток рыбаков поднимают замершее бревно и словно чушку втаскивают в спасительный вагон.

– А кофр, кофр… аппаратура!..

Меня положили на пол.

– Его нужно раздеть!

– Подождем, пусть немного растает.

Крепкие руки перенесли потерпевшего ближе к пышущей жаром от угля буржуйке. Окаменевшую меховую доху буквально содрали. В молчании, повинуясь коллективным действиям, я остаюсь в одних трусах…

Меня сверлила мысль:

– Что же говорила щука? Может быть, она меня предупреждала или она мне угрожала? Скорее, она говорила рыбаку:

– Отпусти меня, старче! – а мы ее не отпустили…

Кадр щуки смотрели редакторы в «Колобке».

– Печатаем!!!

Когда дело дошло до печати, в редакции кадр не нашли. Его больше никто не видел.