Читаем Москва в эпоху реформ. От отмены крепостного права до Первой мировой войны полностью

В 1818 году сюда заглянул и прусский король, направлявшийся в Москву по дороге из Польши. «…Фридрих Вильгельм III, узрев из Кунцева Москву, благодарствовал ей за спасение своего Государства», – начертали на втором столбе. К сожалению, ни первый, ни второй обелиск, свидетельствовавшие о посещении усадьбы столь высокими лицами, до наших дней не дошли.

Усадьба Нарышкиных являла собой идеальный образец подмосковного имения, сочетавшего архитектуру, водную гладь и прекрасный парк, где росли самые прекрасные в Москве липы. Если мы составим список всех людей, ценивших Кунцево в XIX веке, то он получится внушительным. В 1800-е годы здесь подолгу гостил «первый историограф» Карамзин. Хозяин в отъезде, в Петербурге, «…а я рву ландыши на его лугах, отдыхаю под ветвями его древних дубов, пью чай на его балконе». Уровень сентиментализма иногда зашкаливает даже у Карамзина. «Пишу к тебе, сидя на высоком берегу Москвы-реки, под тенью густых лип, и вглядываясь на обширную равнину, которую вдали ограничивают рощи и пригорки», – хвастается он баснописцу Дмитриеву. «Я жил, наслаждался и мучился в Кунцеве», – отметит Карамзин впоследствии.

Сюда часто выбирался на прогулку слепой поэт Иван Козлов, прославившийся «Вечерним звоном». В стихотворении 1836 года «Жнецы» находим:

Я там бродил один, где синими волнамиОт Кунцевских холмов, струяся под Филями,Шумит Москва-река; и дух пленялся мой
Занятья сельского священной простотой,Богатой жатвою в душистом тихом полеИ песнями жнецов, счастливых в бедной доле.

Чрезвычайно важным представлялось Кунцево и для людей «сороковых годов» – Герцена, Кетчера, Грановского, Огарева. Последний вообще посвятил местным красотам несколько стихотворений и потом признавался: «Дай вздохнуть чистым, весенним воздухом! Кунцево осталось у меня в памяти, как блаженный сон. И как же оно хорошо было в то время с своим большим обветшалым домом и садом, скорее похожим на огромный лес, чем на сад. От дома широким просеком круто спускался берег Москвы-реки, с обеих сторон просека шел лес, густой, зеленый, свежий, заросший кустами между вековых деревьев всех разнообразных пород чернолесья. За рекой зеленела и синелась бесконечная луговая равнина. Там заходило солнце ясно и мирно». Потом огаревскими описаниями будет вдохновляться Бунин при создании «Темных аллей». А Тургенев, которого нельзя забыть! «Кунцевская хрестоматия» великих поэтов, писателей и художников наверняка займет не один том.


Домик лесника в районе современного Аминьевского шоссе


Но эпоху капитализма не волновали темные гроты, воздыхания, обещания вечной любви и огненные закаты. В 1865 году, практически дословно следуя фабуле будущего «Вишневого сада», усадьба из рук родовитых аристократов переходит в руки промышленника и книгоиздателя К. Т. Солдатенкова, который хоть и покровительствовал искусствам, но на завтрак требовал вчерашнюю гречку и трясся над капиталами. Рядом поселились Боткины и Третьяковы, и в истории Филей наступил совершенно новый этап, дачно-капиталистический.

С 1830-х годов манило москвичей «проклятое место» (глубокий овраг) в Кунцеве. Ходили нелепые слухи, что здесь когда-то ушла под землю церковь. В 1860-е годы гостивший у мецената Солдатенкова художник Раев переместил в дом своего друга некое каменное изваяние с «проклятого места», о чем пишет М. Ф. Прохоров. Алексей Саврасов в 1872 году, привлеченный слухами о таинственной территории, пишет картину «Осенний лес. Кунцево. Проклятое место».

Деревья и их корни тонко сплелись в овраге, сходящем к реке, возрождая предания о древних языческих капищах. Для Саврасова Кунцево стало мистикой «шаговой доступности» – действительно, всего час от Кремля, не нужно добираться на перекладных в костромскую или солигаличскую глушь. Москва-река практически в любом месте современного Филевского парка была запечатлена художниками. «Красота и живопись видов в окрестностях Москвы является повсюду, как скоро течение реки образует свой прихотливый поворот, или, по старинному обозначению, – переверт, – эту характерную топографическую черту речных потоков всей Московской области», – объясняет И. Е. Забелин.

Перейти на страницу:

Все книги серии Путешественники во времени

Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи
Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи

Тюдоры — одна из самых знаменитых династий, правящих в Англии. Они управляли страной почти сто лет, и за это время жизнь Англии была богата на события: там наблюдались расцвет культуры и экономики, становление абсолютизма, религиозные реформы и репрессии против протестантов, война. Ответственность за все это лежит на правителях страны, и подданные королевства свято верили королям. А они были просто людьми, которые ошибались, делали что-то ради себя, любили не тех людей и соперничали друг с другом. Эти и многие другие истории легли в основу нескольких фильмов и сериалов.Из этой книги вы узнаете ранее не известные секреты этой семьи. Как они жили, чем занимались в свободное время, о чем мечтали и чем руководствовались при принятии нелогичных решений.Окунитесь в захватывающий мир средневековой Англии с ее бытом, обычаями и традициями!

Трейси Борман

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Педагогика / Образование и наука
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени
Средневековая Англия. Гид путешественника во времени

Представьте, что машина времени перенесла вас в четырнадцатый век…Что вы видите? Как одеваетесь? Как зарабатываете на жизнь? Сколько вам платят? Что вы едите? Где живете?Автор книг, доктор исторических наук Ян Мортимер, раз и навсегда изменит ваш взгляд на средневековую Англию, показав, что историю можно изучить, окунувшись в нее и увидев все своими глазами.Ежедневные хроники, письма, счета домашних хозяйств и стихи откроют для вас мир прошлого и ответят на вопросы, которые обычно игнорируются историками-традиционалистами. Вы узнаете, как приветствовать людей на улице, что использовалось в качестве туалетной бумаги, почему врач может попробовать вашу кровь на вкус и как не заразиться проказой.

А. В. Захаров , Ян Мортимер

Культурология / История / Путеводители, карты, атласы / Образование и наука

Похожие книги

Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное