Мост

— Туда и веду. Хочу утопить тебя в снегу. — Девушка высвободила руку. — Всмотрись, Тражук, в диск луны. Что там видишь?

Парень посмотрел на луну и, решив, что Кидери подшучивает над ним, отшутился:

— Вижу круглый масленый блин!

Девушка вдруг рассердилась:

— Разуй глаза! Вон там, на золотой луне, дева с коромыслом! Она глядит на нас, Тражук, видит нас, — добавила она уже грустно.

— И придумает же… Какая-то дева! Ничего я не вижу, кроме темных пятен.

Кидери пересказала непосвященному Тражуку печальную историю, что слышала от Шатра Микки о девушке с коромыслом. Последние слова Кидери о покровительстве девы с коромыслом влюбленным поразили Тражука. Теперь он всматривался в лунный диск. Мысленно попросил у луны покровительства и помощи и робко заговорил:

— Ты давно догадалась, Кидери. Но она ни о чем не догадывается. Сам я заговорить не осмелюсь. Вот написал. Письмо ей. Передашь?

Он не назвал имени любимой. Кидери молчала. Тражук в смущении топтался перед ней.

— Не догадывается, говоришь? — каким-то странным приглушенным голосом переспросила Кидери. — Ни о ком пока не думает? Ладно, Тражук, ладно, письмо я передам, но… — тут девушка громко засмеялась. — Догоняй! — крикнула она вдруг. — Поймаешь — возьму письмо, а не догонишь — пеняй на себя.

Тражук, смущенный ее выходкой, не сразу понял, что ей нужно. А мгновение подумав, решил вывалять озорницу в снегу. Там, где дорога круто сворачивала, Тражук догнал Кидери, но девушка вдруг изо всех сил оттолкнула парня. Тражук, проломив тонкую наледь, по пояс увяз в снегу. Он долго барахтался и с большим трудом выбрался на протоптанную дорожку. Огляделся: Кидери и след простыл. Он поплелся домой, а войдя в избу, заметил на гвозде шубу Кидери.

Утром тетя Феня сказала Тражуку:

— Хотела блинами ее накормить, а она ждать не стала. Ох и бедовая ж у тебя сестренка!

На столе он увидел бумажку, на которой было нацарапано: «Ищи другого почтальона, жених из курной избы»…

6

Впервые Тражук испытал боль от злой насмешки… «Жених из курной избы»…

В то утро первые два урока пролетели как во сне. Но рассеянности его никто не заметил — учителя сами в этот день были не очень-то внимательны. Учеников старших классов сразу после второго урока отпустили по домам, но никто из них не спешил. Они сбивались группами возле школы, перешептывались, старались понять: что происходит у взрослых. Чее Митти ходил гоголем, прикидываясь, что он-то знает какую-то тайну, да ни с кем не поделится. Тражук, занятый невеселыми думами о своей бедности, поплелся домой.

Его приход оказался кстати:

— Вот и ладно получилось, — сказал дядя Степа. — Картошка у нас кончилась. Раз ты свободный, помоги мне.

Дядя Степа присел у края ямы с картошкой. Время от времени по сигналу Тражука он приоткрывал рогожу, единственной левой рукой подхватывал ведро с картошкой, переданное Тражуком, а вниз опускал порожнее.

Тражук, действуя наугад в темноте, быстро наполнял ведро за ведром. Неожиданно в дом вбежал возбужденный и запыхавшийся Вася Черников — одноклассник Тражука.

— Петров! — крикнул он, присев у ямы рядом с дядей Степой. — Вылезай скорей, тебя требует в школу инспектор!

Дядя Степа перепугался:

— Живо, сынок. Беги. Яму мы снова закроем, управимся без тебя.

— Гляди, что делается, Петров! — сказал Черников, когда они добежали до главной улицы. — А насчет инспектора я придумал для хозяев, боялся, что не отпустят тебя.

Тражук однажды уже видел флаги на улицах Кузьминовки. Это было в начале войны, когда наши войска взяли у австрийцев Перемышль. Но тогда флаги были пестрые, и они полоскались на ветру, украшая лучшие дома Кузьминовки. Нынче красные флаги двигались по улице вместе с толпой. У ворот стояли женщины — плакали и с просветленными лицами повторяли короткое слово: «Мир!»

Столько народу Тражук не встречал и в базарные дни. Он приметил: в толпе, что с красными флажками медленно текла по улице, никто не плакал. Вместо короткого и понятного слова «мир» звучали непонятные слова: «ре-во-люция», «де-мон-страция».

Простого люда Тражук в толпе не увидел. Шли лавочники, кузьминовские богачи, учителя, чиновники, учащиеся старших классов. Распоряжались двое — межевой Белянкин и сын благочинного семинарист Вознесенский.

Не понимал Тражук, чему радуются люди. А вот Чее Митти, видно, все было ясно. В руках его дрожала палка с прикрепленным к ней красным платком. Он выкрикивал что-то невнятное и лихо отплясывал.

Толпа уперлась в церковную ограду. Митти с двумя такими же ошалелыми молодцами взбежал на школьное крыльцо. Черников потащил Тражука следом. У первоклашек, оказалось, шел урок. Митти вскочил на парту, сорвал со стены портрет царя, принялся топтать ногами с криком: «Долой Николашку!» Малыши в ужасе примолкли. Учительница Екатерина Степановна спрятала лицо в ладонях.

Тражук не помня себя выбежал на улицу. Там тоже кричали: «Долой! Да здравствует!»…

Белянкин залез на табуретку, вопил, размахивая руками. Его сменил семинарист Вознесенский. Он тоже разводил руками, истошно верещал. Благочинный, задрав бороду, завороженно смотрел в раскрытый рот сына-семинариста.