Мост бриллиантовых грез

Если честно, он не очень-то лукавил, когда сказал ей: жалеет, что опоздал родиться. Вернее, она рановато родилась, вот что! Была бы она его ровесницей, лучшей жены он не искал бы. Верная, преданная, готовая все простить, принимающая его таким, какой он есть. Для нее он всегда был бы самый лучший, самый любимый! Другое дело, конечно, что такая идеальная супруга очень скоро надоела бы Роману, потому что человек, который знает, что такое соль и что такое перец, едва ли сможет есть только пресную пищу.

А впрочем, о чем он? Рано ему еще жениться, даже думать об этом рано. Вот и Эмма так говорит… Да и разве она позволит?

Впрочем, он и сам не хочет. Потому что не хочет Эмма. А Эмма для него – это…

Да, так вот о Катрин. Ее ни в коем случае нельзя злить. Настроение у нее меняется чуть ли не быстрей, чем цвета на светофоре. Еще возьмет да не пустит обратно, если он слишком задержится! Она и так еле-еле согласилась его отпустить, чтобы «навестить заболевшую маман», которую надо было непременно сопроводить к ревматологу в Медицинский центр на бульваре Осман.

Этот мифический ревматолог очень развеселил Романа. Вообразить себе Эмму, у которой что-то могло болеть, тем более ноги, или руки, или кости какие-нибудь (что там лечит ревматолог?), Роман просто не мог. Более здорового человека, чем Эмма, он в жизни не видел.

И слава богу! Пусть она будет здоровой, красивой, невероятной, непредсказуемой, загадочной, непостижимой, не такой, как все другие женщины, каких он знает! Их, женщин, много, а Эмма одна. Пусть она будет с ним всегда. Что он без нее? Она для него больше чем мать, гораздо больше. Мать была женщина, не более. А Эмма – центр его вселенной, смысл его жизни. Без Эммы он…

Скорей бы ее увидеть! Роман выскочил из метро на станции «Лепелетье» и пошел было к перекрестку Друо, Лафайет и рю де Фробур-Монмартр, но вовремя спохватился и свернул на улицу Шоша. Нет уж, от бистро «Le Volontaire» надо держаться подальше. Наткнуться на Фанни – этого он хочет меньше всего. Забавно, конечно: Фанни для него – такая же ступенька к Илларионову, как Катрин, однако о Катрин он вытрет ноги – и дальше пойдет, не оглянется, а про Фанни вспоминает со стыдом. Подло он с ней поступил, очень подло! И Илларионов – тоже… Хорошо бы, если потом, когда Роман с Эммой разыщут свои бриллианты и уедут из Парижа (ну, может, не уедут, но уже выйдут из этой игры), так вот, хорошо было бы, если бы Илларионов бросил Катрин и вернулся к Фанни. Она заслуживает всего самого лучшего. И если б Роман только мог…

Стоп!

Он шмыгнул за какой-то автомобиль, пристроившийся к тротуару напротив дома три по рю де Прованс. Ну надо же, только подумал про Фанни, а она уже тут как тут! Вон идет по тротуару мимо их подъезда. Что она здесь делает? Может быть, просто так идет, ведь «Le Volontaire» буквально в нескольких шагах отсюда. А может быть, опять его ищет. Она ведь один раз приходила… Хорошо, что они оба с Эммой тогда были дома, – Фанни убедилась, что он ей не врет, что и впрямь живет там, в комнатке под крышей. Но еще лучше, что они тогда просто сидели и разговаривали, а то ведь всякое могло случиться…

Фанни перешла на другую сторону и скрылась за углом улицы Друо. Конечно, пошла в свой «Le Volontaire». Уф, отлегло от сердца. Хорошо бы с ней больше не встречаться…

Роман выпрямился и принялся выбираться на тротуар из-за своего прикрытия. Он шел между автомобилей самых разных марок, более или менее скромных, более или менее дорогих. И вдруг увидел среди этого однообразно-буржуазного ряда с вызывающим видом короля, только что возведенного на престол, серебристый «Порше»!

Автомобиль Илларионова? Здесь?!

Нет, конечно, Роман не мог утверждать на все сто процентов, что это тот самый «Порше», номера он не запомнил. Таких машин, может быть, в Париже не слишком много, но все же они есть. Однако вероятность того, что здесь вдруг окажется один из этих других «Порше», ничтожна. Ну что им тут делать, скажите на милость? Конечно, может быть, хозяин «Порше» сейчас оформляет страховку какой-нибудь своей собственности в агентстве «Кураж» или мотается по антикварным лавкам, и все же Роман почти не сомневался: Илларионов здесь. Эмма все же смогла его чем-то зацепить! Втерлась в доверие, как и собиралась…

Лучше было бы, конечно, если бы Илларионов оказался еще более доверчив и пригласил ее в гости к себе, в свою квартиру на авеню Ван-Дейк, а там оставил бы ее одну… К примеру, кто-то позвонил бы ему по телефону и надолго задержал… Тогда Эмма своим проницательным взглядом, которым она иглу в яйце видит, как говорят в Нижнем Новгороде, мигом увидела бы, где припрятан некий простенький такой, потертый, невыразительный на первый взгляд очечник, битком набитый бриллиантами. Из-за них он был громоздким, неуклюжим, слишком тяжелым, с ребристой поверхностью, и он вечно распирал карман отцовского пиджака, безнадежно портил все его костюмы.

– Выкинь ты его! – говорили отцу все, кто видел эти его изуродованные карманы. – Купи себе другой очечник. Изящный, стильный, небольшой!