Мост через бездну. Вся история искусства в одной книге

Невозможно определить суть явления в ее настоящем и будущем лучше, чем сделал это отец европейской философии Платон в трактате «Пир». «Так что же было бы (…) если бы кому-нибудь довелось увидеть высшую эту красоту чистой, без примесей и без искажений, не обремененную человеческой плотью, человеческими красками и всяким другим бренным вздором, если бы эту божественную красоту можно было бы увидеть воочию в цельности ее идеи?

Неужели ты не понимаешь, что лишь созерцая красоту тем, чем надлежит ее созерцать, он сумеет родить не призраки совершенства, а совершенство истинное, потому что постигает он истину, а не призрак? А кто родил и вскормил истинное совершенство, тому достается в удел любовь богов, и если кто-либо из людей бывает бессмертен, то именно он».

Платон видел внутренним взором гения не только бескрайность пути того, что он называл «цельностью ее идеи», но раздвоенность этого пути на «истинный» и «призрачный». И мы пойдем за мыслью Платона и постараемся отделить «совершенство истинное» от «призраков совершенства». Аптекарские весы не инструмент художественного определения. В слове «постараемся» нет абсолютности. Христианство, особенно христианская иконография, впитывает античность истинного совершенства.

Из центра малоазийской греческой провинции, Константинополя, расходятся пути в латинско-западное и восточно-греческое христианство.

«Второму Риму» наследует православный «Третий Рим» России. (Подробно об этом мы расскажем в соответствующих главах.)

В древнерусском искусстве и ландшафтный ансамбль архитектуры и «ликовая» иконопись в стремлении к гармонии и духовному совершенству ближе всего подходят к Платоновой идее «истинного совершенства».

Но долгий путь утомил героя. По мере удаления от своей патрии он теряет объем и вес. Из атлета и пирующего эллина превратился в аскета. Покинув мир дольний, перешел в мир горний — так античность перетекала в ликовое христианство.

С принятием христианства античность не исчезает, но существует параллельно византийской мысли, питает ее, особенно на ранней поре.

Античность и христианская культура — специальный предмет исследования следующей книги.

Что же до формального подражания, возвращения к формам и образам античного мира, вызывания «призраков», — это ищите в «классицизмах» и традициях Европы. Ярче всего в философском, литературном, архитектурном и скульптурном опыте вечного возвращения. Возвращение греческой античности многолико и постоянно. Как ни странно, начинается оно уже в III, II веках до н. э. в эпоху эллинизма.

Все посетители Лувра непременно останавливаются возле Венеры, найденной в 1820 году на острове Милос, а потому названной Милосской. Сколько легенд о войнах из-за нее между европейскими странами, драк и похищений. Эхо Елены Троянской.

На довоенных косметических коробочках духов и пудры, называемых «Элладой», она отождествлялась с миром Древней Греции. «Где у вас стоит Эллада?» — спрашивали посетители Музея изобразительных искусств, желая увидеть копию прославленной богини. Она почти так же знаменита, как «Джоконда».

Поэт Осип Мандельштам в грустно-ироническом стихотворении писал:

«Греки сбондили Елену по волнам / Ну а мне — соленой пеной по губам / По губам меня помажет красота / Строгий кукиш мне покажет пустота…»

«Венера» создана, видимо, на рубеже II и I веков до н. э. в подражание школы Праксителя, стилизована в манере высокой классики. Внимательный взгляд увидит разницу и в отношении художника к материалу. Тяжелая, грубоватая драпировка, куда-то делась одухотворенная трепетность, пластичность, тайна… Между ее созданием и классическим образцом прошло 250–300 лет. Примерно столько же времени, сколько разделяет «Мир искусства» начала ХХ века Александра Бенуа от его изображений Франции Людовика XIV. Это не буквальное сравнение, скорее образ или аналогия.

Но ведь есть что-то в бесплодности усилий ее реставрации. Археологи I века до н. э. уже столкнулись с утраченными, поврежденными произведениями раннего греческого искусства. Уже Александрия делала копии античных скульптур для стадионов, дворцов, парков. Подлинная античность (V–IV вв. до н. э.) уже тогда ценилась очень высоко.

А может быть, у Венеры Милосской изначально не было рук? Это не утверждение, но допуск. Может быть, эта композиция изначально была такой, какой ее нашли? И руки ей приставить невозможно?

Сила художественного гения все еще была велика и в эпоху эллинизма, но условий, породивших культуру олимпийских демократий, школы эфебов, пира, естественно больше не было. Для доэллинистической Греции, Эллады «до Македонского», как всегда во всем мире, важна была мистерия творения, когда именно искусство было важнее войны, а пиры — повседневности. У государств, управляемых династиями сатрапов Александра, жизнь была иной. Римская волчица уже подняла свою голову с готовностью поглотить и Грецию, и всю македонскую державу.