Как полагают американские феминистки, тот поцелуй 1945 года был не «спонтанным проявлением восторга по поводу окончания войны», а «актом сексуального насилия» по отношению к застигнутой врасплох женщине. Основания для обвинений дала сама Грета Фридман в своем интервью 2005 года, о котором я уже рассказывал. «Тот парень просто подошел ко мне и вцепился! Он был таким сильным. Я не собиралась с ним целоваться». В 2012 году Грета сообщила «Си-би-эс ньюс»: «Я не видела, как он приблизился ко мне. Я оказалась в его крепких объятиях, прежде чем что-то осознала». С каждым новым интервью акцент на то, что они даже не были друг с другом знакомы, усиливался, во многом благодаря задаваемым вопросам. В 2019 году ее вынудили к прямому признанию – поцелуй был сделан не по обоюдному согласию.
С этого момента полемика по поводу статуи заполонила СМИ и блогосферу. Настолько, что в популярнейших «Симпсонах» появилась сцена, где мальчик в матросском костюме целует Лизу Симпсон во время фотографирования, имитируя известную сцену, а та в ответ шлепает мальчика и кричит: «Отстань!»
Джордж и Грета не были влюбленными, говорили обвинители. Грета не подозревала о существовании Джорджа, пока не оказалась в его руках. Больше того, Джордж был пьян. По современным стандартам его действия по законам США подпадают под определение сексуального посягательства и подлежат уголовному преследованию.
Их оппоненты осмеливались лишь осторожно напомнить, что эйфория, которую в тот день почувствовала вся страна, является важной частью американской истории и что фотография всегда покоряла сердца ветеранов войны и их семей. Поцелуй принадлежит другому времени, можно ли судить о нем, используя современные ценности?
Им отвечали: да, этот моряк рисковал жизнью ради своей страны и имел полное право праздновать Победу. Однако это право не распространялось на чью-либо телесную автономию. Тело женщины принадлежит ей и не может использоваться по прихоти любого мужчины без ее согласия. Пора признать «неприятную правду» – на фотографии изображено сексуальное насилие.
«Мендонса не был монстром, просто старые истории не всегда выглядят так, как нам бы того хотелось, – писала на следующий день после смерти Мендонсы Моника Хессе, колумнист «Вашингтон пост». – Казалось бы, чудесно, когда девушку неожиданно целует незнакомец в конце долгой и ужасной войны, но все это выглядит иначе, как только начинаешь замечать, как ее голова упирается в сгиб его локтя, как она не может уклониться от его губ».
Особенно ужасно все это выглядит в свете «новой этики», которая, в отличие от старой, ставит под запрет какие бы то ни было телесные контакты вне ясно выраженного обоюдного согласия. Один из моих френдов по социальной сети, тридцати лет от роду, вполне себе гетеросексуальный, недавно публично поделился своей досадой от того, что «незнакомая девушка приятной наружности» грубо нарушила его личные границы, по-дружески погладив его по плечу. «А что же тогда чувствует женщина, – восклицает он, – к которой пристает какое-то мужло?»
Как писал Жванецкий, я никогда не буду женщиной и потому никогда не узнаю, что они чувствуют. Особенно в нынешние времена, когда отношение к чужим объятиям и особенно к поцелуям сильно изменилось. Особенно к поцелуям. Не секрет, что нынешнюю молодежь отличает особое к ним отношение. Почему-то, как я не раз слышал от ее представителей, секс едва ли не сводится к простому физиологическому отправлению, а поцелуй связывается с проявлением чувств и ассоциируется с неприкосновенностью приватного пространства.
И все же я не вполне понимаю, как можно судить о поступках людей из прошлого по современным понятиям, да еще и воевать с поставленными им памятниками. «Сама потребность ставить памятники выделяет человека из всех других живых существ, – полагает профессор Владимир Успенский. – Человек – это единственное животное, строящее памятники», – добавляет он, перефразируя определение, приписываемое американскому Обществу гробовщиков (в оригинале – гробницы). Каменные бабы среди русских курганов и статуи острова Пасхи имели культовый характер. Первобытные скульпторы, понятно, придавали им очертания конкретных людей, и тем не менее…
По сути дела, «Безоговорочная капитуляция» – тоже часть своего рода культа, не формального, но важного. Культа чего? Любви, человечности, не знаю. Их атакуют с разных сторон, но они неистребимы – люди будут плакать, смеяться и целоваться, как в тот августовский день 1945 года, когда узнали об окончании одной войны и еще не знали о начале другой – холодной. Жизнь конечна, а поцелуй вечен, мы выживаем, потому что целуемся. Выживаем благодаря человеческим инстинктам, а боимся быть просто людьми и адекватно воспринимать друг друга. Найти то общее, что нас примиряет, а не растаскивает по сторонам. Вот, пожалуй, в чем «культовый», глубинный смысл того поцелуя, вот почему ему ставят памятники.