Еще бы! В тех лесных пунктах, где чувствуется запах типографской краски (а я уже посетила их несколько, и из каждого везу в Европу книжки, брошюры, экземпляры газет), я сразу иду к печатникам. Вот и сейчас мы отправляемся в типографию, принадлежащую Комиссии просвещения. С невольным удивлением гляжу на новенькие учебники, по которым вьетнамские дети будут заниматься в 1965/66 учебном году: «История Вьетнама» и «Всеобщая история», сборники избранных литературных произведений для уроков родного языка, «Сборник песен», брошюры о борьбе с американскими захватчиками, иллюстрированные книжечки для дошкольников, буквари. В одном из них я нахожу сведения о Советском Союзе и рисунок с серпом и молотом. Эта эмблема, которую видишь тут, в диких джунглях, за многие тысячи и тысячи километров от Москвы, говорит о многом…
В одном из шалашей я нашла несколько специальных книг по психологии. Тиен объясняет мне, что по ним составляются пособия для учителей.
Обо всем этом Тиен говорит так просто, будто речь идет об учителях, которых готовят к работе в нормальных условиях, а не в джунглях.
Мне показывают подземный склад, где хранятся книги и бумага. Как тут все продумано! Книги уложены в металлические коробки из оцинкованного железа, бумага надежно защищена от сырости и вредных насекомых.
— Какие тиражи этих учебников? — спрашиваю я, осматривая переплетный цех.
— Пока небольшие, книг еще не хватает… — говорит Тиен. — Но мы обычно отправляем комплекты учебников в разные провинции, там их перепечатывают и рассылают по местным школам. Среди учебников, которые мы вам дарим, есть несколько, изданных как раз в провинциях. Сейчас мы закончили подготовку пособий для первых четырех классов начальной школы. Только одних букварей нами отпечатано свыше 40 тысяч экземпляров.
Рассматривая школьные игры, сделанные тут два года назад, и сравнивая их с новыми, я убеждаюсь в том, что местная полиграфическая техника совершенствуется даже в условиях джунглей и войны!
Тиен спрашивает, видела ли я во время похода школы, уничтоженные врагом, но восстановленные местными жителями. Я отвечаю утвердительно.
— Если бы не помощь населения, мы не справились бы с задачей, — говорит Тиен. — Крестьяне строят школы, снабжают учителей продуктами, внимательно следят за тем, чтобы около школьных зданий были выкопаны противовоздушные щели и убежища на случай воздушного налета. Как правило, они заботятся о школах больше, чем о собственной крыше над головой. Почему? Народ хорошо понимает, что значит школа для всей деревни, для них самих и для их детей.
— Мы предполагаем, что в 1966 году работа по ликвидации неграмотности в Южном Вьетнаме в основном завершится. Мы хотим добиться, чтобы до конца года в каждой провинции была бы хоть одна деревня, где полностью ликвидирована неграмотность.
Я смотрю на сосредоточенные, спокойные лица моих собеседников и думаю: какая воля, какая вера в силу народа! Подробно записываю те сведения, которые они щедро предоставляют мне, — ведь это бесценные данные для будущих историков! Мысленно сопоставляю все услышанное здесь с тем, что мне довелось видеть своими глазами во время похода по стране. И твердо верю: эти мужественные люди добьются своего, несмотря на трудности и ущерб, причиняемые им американской агрессией!
— Хорошие примеры тоже «заразительны»! — говорит один из руководителей Комиссии просвещения. — В таких, например, провинциях, как Бенче и Кантхо, есть деревни, насчитывающие до двух тысяч жителей и более. Там организовано по нескольку десятков групп, где обучаются грамоте взрослые крестьяне. И нередко получается, что родители садятся на одну скамью со своими сыновьями и дочерьми. А ведь среди этих школьников немало людей, которые давно забыли свою молодость — им уже перевалило за шестьдесят!.. Особенно тянутся к книге женщины…
— А каковы результаты работы учителей, обучающих взрослых? — спрашиваю я Тиена.
— Ну, я думаю, результатов долго ждать не придется. Есть красноречивые примеры. Одна сорокалетняя крестьянка из провинции Виньлонг, не пропуская ни одного урока — хотя ей приходилось целый день работать на рисовых полях, — научилась писать и читать в течение… трех месяцев! В той же провинции, но уже другой человек, которому больше шестидесяти лет, отец четверых женатых детей, научился читать за один месяц.