– Меня очень любезно представили, но я кое-что хотел бы прояснить в самом начале нашего разговора о важном. Я не запылившийся раритетный комод советского периода, который вдруг привезли на выставку, – широко улыбнулся Михаил Юрьевич. – Я продолжаю помогать и консультировать следствие до сей поры, и мои прекрасные спутницы стали свидетельницы этому. – Перед публикой старик чувствовал себя как рыба в воде и был абсолютно прекрасен в эти минуты! – Многие пацанята, которые бегали за мной, которых я вырастил и выучил, – теперь полковники и даже генералы полиции. Вчера вы, наверное, заметили, что двух ваших одноклассниц не было в школе. Я не стал писать записку, а решил прийти лично и засвидетельствовать вашему классному руководителю и директору гимназии моё почтение и восхищение бесстрашием и невероятными аналитическими способностями Лизоньки и Наденьки. Эти девочки – надежда нашей страны, что завтрашний день будет безопасным и прекрасным! Девочки, я не знаю, определились вы уже или нет, какую профессию выберете делом своей жизни. Но если Следственный комитет пополнится двумя такими бриллиантами, как вы, то я смогу спокойно отойти от дел! В интересах следствия я не имею права разглашать подробностей. Могу лишь сказать, что вы должны гордиться своими одноклассницами. Они настоящие героини! Рискуя собой, они смогли разоблачить опасную банду и добыть все необходимые для следствия улики. Давайте все вместе поаплодируем им! Громче! Ура! Ура! Ура!
Надя в план мести была не посвящена. Она краснела, бледнела и шла к своей парте под громом оваций, спотыкаясь. Лиза, улыбаясь, скромно раскланялась, но села не на своё место, а к Молчуну, рядом с которым половина парты всегда пустовала. Глаза её светились и спрашивали: «Ну как я их?!» Но Молчун только кивнул и отвернулся. Он был похож на непроницаемую стену, и взгляд его оставался чужим и презрительным.
«Вот странный! Как будто и не он мне писал!» – подумала Лиза растерянно. Но второе свободное место было только рядом с Клоуном, а сидеть с ним невозможно! Поэтому выбирать не приходилось.
– Вы предлагаете мне поговорить о главном, – продолжал Михаил Юрьевич. – Хорошо. Самое главное – это, конечно, жизнь. Именно жизнь, а не существование. Я так говорю не потому, что я боюсь умереть. Я старик, скоро подойдёт и моя очередь, это нормально, это естественный ход вещей и никого это не шокирует. Жизнь как процесс я тоже люблю. Мне нравится гулять с моей болонкой Жужей, и наблюдать, как одно время года перетекает или вторгается в другое. Мне нравится пить чай и есть пирожки с яблоками и корицей, читать новости в газетах, хоть там сплошной обман и при том дурно изображённый. Я люблю смотреть на солнце, растёкшееся по крышам домов. Я люблю решать сложные детективные головоломки и помогать людям. Но я говорю о другом – о жизни. Ценность жизни – это вклад в общее благо. Мне не объяснили, о чём вы говорите на своих важных уроках. Много важного есть на свете. Но самое ценное – это жизнь. И не у каждого старика эта жизнь была. Кто-то дожил до седин или до плеши во всю голову, а только существовал, только брал, но ничего не вложил и ничего не оставит после себя. А другой отбирал, третий разрушал. И это выбор каждого человека: жить или существовать.
– Нам глобально не повезло! Всё изобретено и открыто до нас! – подскочил с места Клоун, чтобы позу его отчаянных страданий было видно во весь рост.