Мост в Хейвен

Абра споткнулась и чуть не упала, но папа успел схватить ее за руку.

— Можно, я пойду с тобой в церковь?

— Ты должна идти в школу.

У нее болели ноги, а до школы было еще далеко.

— Нам придется идти домой пешком?

— Возможно. Если устанешь, я возьму тебя на руки.

— А ты можешь понести меня сейчас?

Он поднял ее:

— Но только один квартал. Тебе хватит, чтобы отдохнуть.

Девочка положила голову ему на плечо:

— Я скучаю по маме.

— Я тоже.

Папа пронес ее почти до самой школы, а там присел на корточки и обнял:

— Миссис Мэтьюс заберет тебя и Пенни после школы сегодня днем. А я приду за тобой в пять пятнадцать.

У девочки задрожали губы.

— Я хочу домой.

— Не спорь, Абра. — Он поцеловал ее в щеку. — Я должен делать то, что лучше для тебя, и неважно, нравится нам это или нет. — Девочка расплакалась, а папа прижал ее к себе: — Пожалуйста, не плачь. — У него самого в голосе слышались слезы. — Все и так плохо, не хватало только, чтобы ты плакала все время. — Он провел кончиком пальца по ее носу и приподнял за подбородок. — Иди в свой класс.

Когда занятия закончились, миссис Мэтьюс уже стояла за дверями их класса и разговаривала с мамой Робби Остина. У нее был серьезный и озабоченный вид, пока она не увидела их.

— А вот и мои девочки! — Она поцеловала Пенни в щечку, затем и Абру. — Как прошел день? — Пенни говорила без умолку, пока они шли к машине. — Залезайте обе. — Миссис Мэтьюс усадила обеих на переднее сиденье, Абра посередине. Пенни продолжала говорить.

В доме пахло свежеиспеченным печеньем. Миссис Мэтьюс накрыла угловой столик на кухне для чая. Абра почувствовала себя лучше.

В комнате у Пенни были кровать с балдахином и розовым пушистым покрывалом, белый комод, на стенах — обои с розово-белыми цветками кизила. Перед окном, выходившим на передний двор, стояла скамейка с мягким сиденьем. Пока Пенни рылась в коробке с игрушками, Абра присела у окна и смотрела на лужайку и белую ограду из штакетника. Она вспомнила розы, обвивающие беседку возле их дома. Мама любила розы. У Абры в горле начал расти ком.

— Давай раскрашивать! — Пенни бросила книжки-раскраски на цветастый ковер и открыла коробку из-под обуви, полную цветных карандашей. Абра присоединилась к ней. Пенни говорила и говорила, а Абра все время прислушивалась к старинным часам внизу, ожидая, когда они пробьют пять. Потом она ждала дверного звонка. Наконец он раздался. Папа пришел за ней, как обещал.

Пенни громко застонала:

— Я не хочу, чтобы ты уходила! Мы так чудесно развлекались! — Она прошла за Аброй в прихожую. — Вот бы ты была моей сестрой. Тогда мы бы играли вместе все время. — Папа и миссис Мэтьюс стояли в дверях и негромко разговаривали.

— Мама? — спросила Пенни плаксивым голосом. — Можно, Абра останется у нас ночевать? Пожа-а-алуйста?

— Конечно, можно, но решать пастору Зику.

Пенни повернулась за поддержкой к Абре:

— Мы можем поиграть в китайские шашки и послушать «Семью одного человека»^[7].

Папа стоял внизу у крыльца со шляпой в руке и смотрел на Абру снизу вверх. У него был усталый вид.

— Но у нее нет пижамы и смены одежды на завтра в школу.

— Это не беда. Они с Пенни носят один размер. У нас даже есть лишние зубные щетки.

— Здорово! — Пенни принялась прыгать от радости. — Пойдем, Абра. Будем играть!

Абра бросилась к отцу, схватила за руку и прижалась к его боку. Она хотела домой. Папа оторвал ее от себя и наклонился:

— Домой идти далеко, Абра. Думаю, тебе лучше остаться здесь на ночь. — Она начала возражать, но папа приложил палец к ее губам: — Так будет лучше.

* * *

Зик зашел к Джошуа проверить, как он спит, прежде чем отправиться на утренний обход. Абра три последние ночи оставалась в семье Мэтьюс. Зик запер дверь и положил ключ под цветочный горшок, затем направился по Мейн-стрит. Он пошел на север, прошел весь город, вышел из него и зашагал к городскому кладбищу. Он уже столько раз побывал на могиле Марианн за последние недели, что мог бы найти ее в полной темноте. Белое мраморное надгробие поблескивало в свете полной луны. Сердце пастора ныло, ему очень не хватало Марианн. Обычно каждое утро они разговаривали на кухне до того, как проснутся дети. И сейчас ему был необходим такой разговор.

Зик сунул руки в карманы:

— Вчера в церковь заходила миссис Уэлч. — Работница социальной службы выразила ему свои соболезнования, прежде чем задать вопросы. Он с трудом сглотнул, пытаясь сдержать слезы: — Прости меня, Марианн, я поступал эгоистично. Прости, что поддался на твои уговоры взять Абру в нашу семью, хотя мы оба знали, что удочерение невозможно из-за твоего здоровья. Я сдался потому, что знал, как сильно ты желаешь второго ребенка. — Он закрыл глаза и покачал головой. — Нет. Неправда. Я сдался, потому что тоже полюбил ее.

Голос изменил ему, и он помолчал несколько секунд.