Мострал: место действия Соренар (СИ)

— Народ бунтует. — С удовольствием от свежих ушей поделился мужчина. — Его величество в последние несколько лет повышал пошлины и налоги на производство и торговлю, теперь же надумал женить сына на дочери главы артели кожевенников и снизил им по этому поводу обременение чуть не вдвое, вот остальные и взбунтовались.

— Из ума что ли выжил правитель? — Безо всякого пиетета поинтересовалась я.

— Да что вы говорите! — Тут же дернулся собеседник. — Его величество Мартон милосерден и мудр.

— Ага. — Выразила скепсис я.

Король Мартон славился двумя вещами: во-первых, его не взяли в послушники традиции, потому как рос он хиленьким, к наукам интереса не проявлял, как и к служению, во-вторых, правителем он вырос уверенным, но глупым, потому что во-первых. Решения принимал странные и нелогичные, часто друг другу противоречащие, даже далекая от политики и двора я порой слышала критику в адрес правителя. Среди всех недостатков короля подданные уверенно выделяли самый существенный: жестокость. Не считаясь с потерями и последствиями Мартон отправлял на плаху всех, кто был ему неугоден. Поводов впасть в немилость было не счесть и перечень ежедневно пополнялся. Единственные, с кем правитель боялся связываться, были хранители традиции Ареады, да и то потому, что единственный гнев, которого он боялся — гнев божий. Конечно, с возрастом душкой он не становился, пристрастившись к богатым праздникам, знатно опустошавших казну, что в свою очередь повышало налоги и вызывало народный ропот.

— Прошу вас, не будем об этом. — Неожиданно вжал голову в плечи собеседник. — Давайте поговорим о делах.

— Скитальцы обычно идут за предметами. — С готовностью откликнулась я. — Какие предметы появились в доме тогда же, когда дух?

Заказчик надолго задумался.

— Тогда его величество пожаловал мне часы. — Определился он.

— Показывайте. — Велела я.

Конкретный заказчик мне понравился: никаких длительных расшаркиваний, приветствий продолжительностью в час и заверений в вечной дружбе — краткий обмен новостями и все, вперед работать. Он повел меня по лабиринтам особняка, не навязываясь с рассказами о том, что нам встречалось на пути, в отличие от большинства аристократов.

Пришли мы в комнату, обставленную в таких же бордовых тонах как предыдущая, только тут явно была библиотека: длинные ряды шкафов, не особенно густо наполненных книгами и свитками, выдавали назначение помещения. Внимание к себе привлекали огромные напольные часы, существенно выше меня и моего заказчика размером, из красного дерева с неуместно маленьким циферблатом. Это немного кособокое произведение столяра не имело «окна», где обычно видно маятник, вместо него была просто глухая стенка, будто и не часы, а вовсе шкаф, на который часы поставили.

— Эти часы? — На всякий случай уточнила я.

— Именно эти прекрасные часы в милости своей пожаловал мне наш правитель, что мудростью отметится в веках. — Завел песню дифирамбов Гендейл.

— Прекрасно. — Порадовалась я и двинулась к предмету интерьера.

Предмет никакого беспокойства по этому поводу не выказал: стояли себе часы равнодушно, отравляя мир своими жуткими пропорциями. Минут десять я ползала вокруг них, даже от стены отодвинула (под задушенный вздох хозяина), в надежде найти очевидное какое-нибудь место, где будет проклятье или еще что явно указывающее на скитальца.

Когда, практически касаясь гладкой поверхности дерева, пристально изучала большую поверхность под циферблатом, послышался скрежет.

— Леди Аяса, сделайте шаг назад! — Предостерегли меня из-за спины. — Сейчас они будут…

Тут произошло несколько вещей: во-первых, над моей головой распахнулись створки, из которых на огромной скорости с пронзительным воплем вылетела кукушка, на пузике которой я нашла искомое: два коротких слова на древнейшем языке мира, привязывающие скитальца к предмету. Пытаясь рассмотреть получше я даже шаг за деревянной птичкой сделала. Во-вторых, пока я стояла, задрав голову, рассматривая брюшко вопящей кукушки, раскрылись вторые створки (и как только не заметила шов?!), которые я изучала, пока часы не начали бить, и выпустили символ государства — росомаху, только огромную, которая всем своим чучельным телом сбила меня с ног. От чучела несло просто отвратительно, будто таксидермист схалтурил, и оно давным-давно гнило и этот смрад добавлял воплям кукушки особо мерзкий тон. В-третьих, маркиз все-таки закончил свою мысль:

— …бить. — Но закончил как-то обреченно.

Я приняла сидячее положение аккурат тогда, когда предмет моего визита в этот гостеприимный дом, так напоминающий дешевый публичный, материализовался из вонючего чучела росомахи. Скиталец был древним духом: он себя не помнил, не помнил почему не отправился дальше и поэтому черты его лица были размыты, практически до однородного плоского блина, что производило дополнительный эффект. Для меня это значило только то, что я не смогу его уговорить пойти дальше. Либо заставить, если смогу идентифицировать, либо развоплотить, рассеивая его энергию в пространстве нашего мира, навсегда забирая ее из Золотого Пути.