Оно, конечно, было раза в три, если не больше, менее объемным, чем у большинства леди этого вечера, но я даже от такого успела отвыкнуть. Красивый градиент от серебристо-серого к глубокому фиолетовому цвету, украшенное слезами бриллиантов, с пышной отрезной юбкой и плотным тканевым корсажем, это платье делало меня строгой и неземной, подстать моей богине. Его величество Зарвин Соранр в камзоле гербовых цветов, с родовым клинком на поясе, внушал уважение и ужас неверным короне. И вот мы такие красивые стояли на пьедестале в тронном зале дворца, том самом, где я когда-то отпустила отца Зарвина, и принимали поздравления с помолвкой.
Зарвин лучезарно улыбался каждому, я же с трудом сдерживала раздражение. Хотя, судя по шипящей где-то слева Иннет — вообще не сдерживала.
— Чтобы поставить народ в известность об изменениях в королевской семье. — Не теряя ни градуса излучаемого света.
— Выкатил бы двору бочки вина подороже. — Фыркнула я.
— Потерпи, милая, осталось совсем немного. — Погладил меня по запястью жених.
Я же все больше хотела сходить вымыться, чтобы смыть с себя липкие взгляды, так или иначе охаживающие мое более, чем скромное декольте.
До конца вечера оставалось всего ничего — пир. Мы будем сидеть за отдельным столом, обозревая собственный двор. Баджер наконец-то перестанет рычать на одной постоянной ноте, поражая воображение аристократии, а я — поем. Иннет подняла меня в несусветную рань, чтобы отмыть, накрасить, причесать и завернуть в дневное платье, в котором мы с Зарвином должны были приветствовать страждущих на пороге самого крупного храма города. Вроде хорошая и трогательная традиция, соблюдают ее все аристократы, но к храму, конечно, согнали самых чистых и красивых страждущих. Зарвин быстро обрычал подчиненных и вернули тех, кто обычно просит подаяний на этих ступенях, предварительно в срочном порядке вымыв их в ближайших общественных банях.
После раздачи податей Зарвин прилюдно предложил мне руку, сердце, корону и ворох вечных проблем, а я прилюдно согласилась. Королевские маги сделали красивейшую иллюзию, сопровождавшую предложение и согласие на него, я на миг даже забыла про пресловутый «ворох проблем».
Наконец, народная торжественная часть закончилась. Короткая передышка, переодевание в вечернее платье и вот мы стоим на этом несчастном пьедестале, за нашими спинами трон, а перед нами вереница поздравляющих.
Через два месяца мне предстоит коронация, а еще через три — королевская свадьба. И до самой коронации я не планировала покидать обитель. А если получится — то и после.
Дожить до пира оказалось совсем тяжело для меня. Прошло всего-то полчаса, а показалось, что минимум — три. Когда мы, наконец, расселись, оказалось, что просто поесть нам тоже нельзя. Потому что что?
— Здравицы! — Радостно провозгласил правитель соседнего Постона неизвестно как успевший на помолвку.
У Зарвина, очевидно, было намного больше опыта подобных мероприятий, потому как он мастерски сцапал с ближайших тарелок несколько закусок, причем именно маленьких на укус, молниеносно их прожевал и, с сочувствием глянув на меня, поднял свой кубок, сияя самой радостной улыбкой из возможных.
— Как ты это сделал? — Озадачилась я, следуя его примеру и поднимая свой кубок.
Зазвучали заздравные тосты и я быстро поняла, что нужно что-то менять. Или нормально поесть. Потому как буквально за два тоста я начала косеть, при том что сделала совсем не чрезмерные глотки — едва пригубила.
— Господа, предлагаю прервать череду тостов и здравиц и с расстановкой отдать должное таланту поваров дворцовой кухни! — Торжественно провозгласил Зарвин и я не могла не испытать к нему глубокую благодарность.
Залу тут же наполнил гомон общающихся гостей, видимо, делавших что велели — ели и наслаждались.
— Ты научишься. — Голосом, полным сочувствия проговорил жених, глядя на то, как жадно я ем.
— Зачем? — С набитым ртом переспросила его.
— Ты ведь будешь так или иначе появляться при дворе. Так что со временем презрение перестанет читаться на твоем лице так явно. — Мягко и спокойно проговорил он.
Что ответить я не нашлась, с ужасом осознавая его правоту. Мелькать таки придется.
Какое-то время мы просто молча ели, но скоро я заерзала на месте. Мне была просто жизненно необходима уборная и вдруг настигло страшное осознание: этикет ни одного известного мне общества не предусматривал четких инструкций на этот счет. Стоило мне сообразить, что можно поинтересоваться деликатным вопросом у жениха, как зазвучала новая здравица. За ней еще одна, а потом снова. И если вопрос скоростного опьянения был снят в связи с насыщением, то вопрос освобождения места стоял более, чем остро.
Через пол часа я была близка к истерике, потому как терпеть становилось невозможно.
— Останови это, иначе будет огромный конфуз. — Прошипела я практически в ухо Зарвину, стоило умолкнуть очередному тосту и его бурной овации.