Моцарт (картины из жизни)

С красной ленточкой и с орденом, болтающимся на груди, предстал юный Моцарт в Неаполе на концерте пред учениками консерватории. Необыкновенная для того времени техника, необычайная мелодичность и звучность игры Моцарта привели неаполитанцев в неописуемое изумление. Слушателям была непонятна эта сила в мальчугане. И когда один из них заметил на пальце играющего музыканта большое кольцо, суеверный неаполитанец решил, что вся сила Моцарта — в этом кольце.

— Долой кольцо! — заревел он на всю залу.

— Долой кольцо! Долой кольцо! — в исступлении поддержали его остальные.

Моцарт спокойно снял «талисман» и продолжал играть как ни в чем не бывало. Восторгу слушателей не было предела, они вынесли мальчика из зала на руках…

В шуме, в волнениях и в тревоге итальянских дней Моцарт не забывал писать оперу, которую ему заказал Миланский театр. Она была готова, когда настал срок поездки в Милан.

В этот прославленный на весь мир своими певцами и своей музыкой город Моцарт повез свое новое произведение, большую оперу — «Митридат, царь понтийский».

— Синьора Бернаскини, — говорил Моцарт в первый же день свидания со знаменитой певицей, которая должна была петь главную партию, — мне говорили, будто вы сомневаетесь в том, я ли сочинил для вас арию из третьего акта. В таком случае только полчаса терпения…

И тут же при артистке Вольфганг записал три новых арии, одну красивее другой.

— Выбирайте, какая вам больше нравится.

В порыве восторга певица расцеловала личико 14-летнего композитора.

Опера была представлена и имела колоссальный успех. Но больше всех, кажется, был доволен переписчик нот, у которого нарасхват раскупали копии отдельных арий из оперы, что дало ему не малый доход. Поэтому он особенно охотно и искренно присоединил свой голос к доносившимся из театрального зала бурным крикам:

— Да здравствует юный маэстро!

6. Гений в ливрее

Прошли годы… Моцарт — уже не мальчик, ему 22 года. Его гениальность признана всюду, но только не на родине. После своего триумфа в Италии он вернулся в Зальцбург. Очень требовательный к себе, он весь ушел в работу над новыми произведениями, но для него был невыносим затхлый воздух мещанского городишки, где архиепископ держал его около себя точно на привязи. Три года жизни в Зальцбурге, на нищенском положении, были для Моцарта мукой. Ему необходим был вольный воздух чужих стран, но архиепископ наотрез отказался дать отпуск. Моцарт подал в отставку, и на этот раз вместе с матерью отправился снова по белу свету, чтобы упрочить свое материальное положение.

Но ожиданиям Моцарта не суждено было сбыться. Всюду и везде он сталкивался с тупой и самодовольной знатью, которая единственными достоинствами человека считала деньги и происхождение.

В Мюнхене курфюрст пренебрежительно заявил, что он не принимает к себе на службу выгнанного из Зальцбурга музыканта. Друзья стараются помочь Моцарту, устраивают ему концерт, который сопровождается шумными восторгами и овациями. Но отец предостерегает сына от увлечения этой мишурой и пишет ему:

«Прекрасными фразами, похвалами и овациями не заплатишь ни за проезд, ни за квартиру!..»

И Моцарт едет дальше. В Аугсбурге над ним насмехается группа местных аристократов, к которым Моцарт обратился с просьбой устроить его концерт. В Мангейме против него ополчается весь музыкальный мир во главе с бездарным капельмейстером Фогелем, ненавидевшим Моцарта за его гениальность.

— У нас нет места для зальцбургских шарлатанов, — надменно заявляет Фогель, и закрывает перед Моцартом дверь.

И так везде… Игрой гения восхищаются, он имеет колоссальный успех, но места ему нигде не дают. С ним обращаются грубо, свысока, называют его на «ты» или, что еще оскорбительнее, в третьем лице, заставляют месяцами ждать ответа, и в конце концов презрительно отказывают во всем.

— Воздух Германии не для меня! — горько восклицает Моцарт. — В Париж! В Париж! Туда, где протекало мое счастливое детство, туда, где меня впервые признали…

Но и Париж не принес с собой ничего хорошего. Чему удивлялась парижская знать, когда слушала шестилетнего Моцарта? Чем был для нее Моцарт? Не гением, а лишь игрушкой, забавой, которой восхищались, которую осыпали подарками и ласками, чудесным ребенком, которого можно было поцеловать и затем забыть.

Чем теперь был Моцарт? Маленьким, невзрачным, худощавым человеком, который не умел ни встать, ни поклониться, ни говорить комплименты. И вдобавок без гроша в кармане. Правда, у него был огромный талант, но это не могло иметь успеха у королевского Парижа, знавшего только забавы и пиры.

Этот Париж не мог оценить Моцарта. Часами простаивал музыкант в холодной, нетопленой приемной графини Шабо, имевшей влияние при дворе, в ожидании, когда графине заблагорассудится послушать игру композитора. А когда он с озябшими от мороза пальцами, дрожа и весь ежась от холода, все же играл свои гениальные композиции, графиня Шабо занимала своих гостей и едва ли слышала гениальную музыку.

Неоконченный портрет Моцарта.