Мозаика любви

Та поднялась к ней навстречу, и наушник вылетел из моего уха, как пробка. Женщины спустились со ступенек и подошли к пестрой группе лыжников. А я вышел на веранду, сел на свободную лавку в углу, закрыл глаза и подставил лицо солнцу. Лючия не появлялась. Я смастерил из шапки и перчаток подушку и вытянулся на лавке, как было принято в этих местах. Дремота, да, свинцовая дремота охватила меня, звуки шагов и голоса сначала стали громче, а потом стихли, и я провалился в сон.

Мне снилось, будто я плыву по залитому солнцем морю вместе с Таней, ее обнаженное тело сверкает передо мной в мерцании брызг. Правда, вода почему-то обжигает ледяными волнами. Я хочу вынырнуть, но лишь больше погружаюсь в глубину, холодную и сверкающую. Воздуха не хватает, я хочу догнать Таню, чтобы она спасла меня. Но ее нигде нет, я задыхаюсь, ужас будит меня. Надо мной стоит смеющаяся Лючия, лицо мое мокрое, а в руках у нее длинная сосулька, одна из тех, что свешиваются с карниза и блестят, как леденцы.

— Проснулись? — игриво спросила она. — Голова лучше?

Я добросовестно поводил глазами, потряс головой, потянулся и констатировал:

— Не болит. Только слабость в ногах после сна.

— Вот поэтому я на лыжи и не становлюсь, — обиженно проговорила она, продолжая, видимо, начатую дискуссию со своей спортивной подругой.

— Ну, можно же иногда и нарушать предписания врача, забыть про таблетки и покататься?

Мне показалась соблазнительной мысль скользить рядом с ней по склону, извиваясь телом в такт ее движениям.

— Увы, Карло такой педант, он так заботится о моем здоровье, что ничего не выйдет. Ты не говори ему даже об этой таблетке. Он изготовляет их для меня по рецепту в аптеке и точно знает, сколько штук в моей коробочке, — по-детски доверчиво попросила она меня.

Я, как влюбленный, обрадовался ее случайно вырвавшемуся «ты», ее доверию и тому, что у нас появились секреты.

— Я тебя не выдам, но ведь таблетку можно потерять, — заговорщицки посоветовал я.

Она засмеялась:

— А как я головную боль потеряю?

— Что же у тебя из-за меня будет болеть голова? — спросил я многозначительно и сердечно.

— Посмотрим, — кокетливо засмеялась она. И я с удивлением отметил, что такой живой и веселой я видел ее только в тот вечер, когда Алекс рассказывал свои байки. Неужели все дело в проглоченной мною таблетке? Надо проверить, но как?

Отпуск — дело хорошее, однако мозги ведь не отключишь; столкнувшись с проблемой, они начали искать необходимую комбинацию, почти помимо моей воли. А когда она родилась и обдумалась во всех деталях, отказаться было уже жалко. Так я стал хорошо разбираться в цвете и форме таблеток».

Усмехнувшись этим своим мыслям, Лобанов сгреб с одеяла разноцветье лекарственных препаратов и закинул их горстью в рот, как это делала когда-то его бабушка, собирая со стола крошки пасхального кулича.

— Здравствуйте! Профессор Петровский? Это Татьяна Луговская, помните? С наступившим вас Новым годом и Рождеством! Желаю творческих и деловых успехов! Спасибо, Валерий Николаевич, мы сделаем все возможное. Я очень благодарна господину Лобанову, что он дал мне возможность обратиться к вашим энциклопедическим знаниям в области экономики. Хотела поблагодарить его лично, но он куда-то исчез с моего горизонта. Вы о нем что-нибудь слышали? А может быть, с сыном куда-то уехал? Ну, если появится у вас, передавайте от меня привет и поздравления. До встречи! — Этот бодрый текст Татьяна произнесла под контролем Нины, которая, как строгий цензор, стояла рядом, готовая немедленно нажать на рычаг, если в голосе Татьяны проскользнут слезы. Но ее вмешательства не понадобилось, весь разговор был проведен почти нейтральным тоном. Поэтому довольная подруга села рядом и задала любимый вопрос:

— Ну, что он сказал?

Таня, тяжело вздохнув, безнадежно махнула рукой и ответила:

— Почти ничего. Лобанова не видел. Знает только, что он каждый год ездит кататься на лыжах, чаще в Альпы.

— Тогда ничего страшного не случилось! Поехал в горы, а ты ревешь который день! — попыталась урезонить подругу Нина.

— Как в горы? Какие могут быть горы, когда такая любовь? Почему он неожиданно уехал? Может, ему рассказали про меня что-нибудь? — искала причину поступка своего возлюбленного Таня.

— Отлично! Нам теперь выяснять, что ли, с кем он из ваших общих знакомых виделся в конце года? Ты с ума не сходи, а то я тебя быстро отправлю по проторенной Иркой дорожке, — пригрозила Нина в растерянности.

— Я никого с Рождеством пока не поздравляла, не до этого было. Давай свою записную книжку, я буду всех обзванивать, — решительно заявила Татьяна, растирая по горящим щекам быстро сохнущие слезы.

— На тебе мою книжку, делай что хочешь, а я пойду поем чего-нибудь. У меня на нервной почве всегда зверский голод, как у Васьки. Ты свои рассказы распечатала не в одном экземпляре, надеюсь? — остановилась Нина в дверях кухни, озаренная догадкой. — Дай мне их почитать, пока ты будешь звонить, а я — есть. Может, ты там что-нибудь обидное для его достоинства ляпнула. Знаешь, какие мужчины ранимые? — присвистнула подруга по старой школьной привычке.