Мозаика Парсифаля

– Очевидно, так и произошло. Я почему-то не подумал об этой возможности, – задумчиво произнес Хейвелок. – Вы совершенно правы. – Он помолчал и добавил: – Благодарю вас за то, что вы дали возможность увидеть мне общую картину. Она, несомненно, запомнила ее.

– Опасайтесь, Майкл!

– Опасаться? Чего же?

– Желания отомстить. Между ними могли возникнуть взаимопонимание и симпатия. Бруссак может выдать вас американцам. Подстроить ловушку.

– Я буду чрезвычайно осторожен, впрочем, как и она. Что еще вы можете сказать о служебной записке? Было ли там указано направление выезда?

– Нет, она может уехать куда пожелает. В документах будет обозначено: «за границу». Все останется в тайне.

– Какую легенду, какое имя она получила?

– Мой молодой друг пока не смог этого выяснить. Возможно, завтра удастся заглянуть в досье, которые, увы, закрыты на ночь.

– Завтра будет слишком поздно. Вы сказали, что в записке требуется оформить документы немедленно. Все данные уже внесены в паспорт, и он передан по назначению. Она уже на пути из Франции. Мне надо действовать максимально быстро.

– Что решит один день? Через двенадцать часов мы, по всей вероятности, будем знать имя. Вы сможете обзвонить все авиакомпании, сошлетесь на чрезвычайные обстоятельства и попросите проверить списки пассажиров. Таким образом вы сумеете выяснить, куда она направилась.

– Сомневаюсь.

– Я вас не понимаю.

– Бруссак. Если эта женщина уже так много сделала для Дженны, то она доведет дело до конца. Режин не бросит ее в одиночестве в аэропорту. Она наверняка что-нибудь организует. Я обязан узнать, что именно.

– И вы полагаете, она сообщит вам об этом?

– Должна сообщить. – Хейвелок застегнул свой широкий, скверно сидящий пиджак, поднял воротник и поежился. Вдоль переулка от подножия холма тянул влажный ветерок. Становилось прохладно. – Так или иначе, но она все скажет. Еще раз огромное спасибо, Граве. Я ваш должник.

– Согласен.

– Я встречусь с Бруссак этой ночью и уеду утром… пока еще не знаю куда. Но прежде чем я покину Париж, я хочу вам еще кое-что сказать. В «Банке Жермен» на авеню Георга Пятого у меня есть личный сейф. Я все оттуда возьму и оставлю для вас конверт. В счет частичной оплаты долга.

– Вы весьма заботливы, но насколько мудро с моей стороны будет воспользоваться вашим предложением? Без ложной скромности, я довольно заметная фигура в парижском обществе и должен быть разборчив в выборе знакомств. Вдруг кто-нибудь в банке знает вас?

– Под именем, которое вам ничего не говорит.

– В таком случае, какое же имя я должен буду назвать?

– Никакое. Просто скажете, что джентльмен из Техаса должен был оставить для вас конверт. Если хотите еще больше обезопасить себя, можете сказать, что никогда меня не видели. Скажите, что я веду переговоры о покупке картины для анонимного клиента в Хьюстоне.

– А вдруг там все же возникнут осложнения?

– Ничего не случится. Вы знаете, где я буду этой ночью, и сможете связаться со мной завтра утром.

– Мы говорим как профессионалы, Майкл, не так ли?

– Я не хочу, чтобы было иначе. Так проще. – Хейвелок протянул для прощания руку. – Вы очень мне помогли. Я этого не забуду.

– Пожалуй, конверт оставлять не обязательно, – сказал Граве, отвечая на рукопожатие и внимательно глядя ему в глаза. – Вам потребуется много денег, а кроме того, мои затраты весьма незначительны. Вы сможете вернуть долг в следующий раз, когда будете в Париже.

– Не будем менять давно установленных правил. Тем не менее я чрезвычайно высоко ценю ваше доверие.

– Вы всегда вели себя безукоризненно, как подобает цивилизованному человеку. По совести – я отказываюсь понимать происходящее. Почему она? Почему вы?

– Только богу известно, как мне хочется это знать самому.

– Вот вы и произнесли ключевое слово – знать. Суть дела в том, что вам известно нечто такое…

– Если это и так, то у меня нет ни малейшего представления, о чем может идти речь. Прощайте, Граве.

– До встречи. Нет, мне правда не нужен этот конверт, Михаил. Возвращайтесь в Париж. Не забывайте – вы мой должник. – С этими словами выдающийся искусствовед повернулся и зашагал в сторону освещенной улицы.

* * *