Мозаика Парсифаля

Раймонд Александер ждал его в своей тесно заставленной книжными стеллажами библиотеке. Он легко поднялся из мягкого кресла и пошел навстречу Майклу, радушно протягивая руку для приветствия. Его походка была гораздо легче, чем можно было ожидать от такой величественной фигуры. Над розовыми пухлыми щеками, ясными зелеными глазами и высоким лбом лоснилась грива не по возрасту густых, без седины волос. Поддерживая свой архаичный стиль, он облачился в темно-красный бархатный смокинг такого покроя, который Майклу доводилось видеть только в юные годы в Гринвиче, штат Коннектикут.

– Майкл, старина, как я рад тебя видеть! Господи, неужели почти пять лет!.. – воскликнул журналист своим высоким голосом, по обыкновению глотая слова.

– Эти годы пошли вам на пользу, Раймонд. Выглядите вы просто великолепно.

– Чего нельзя сказать о вас. Простите меня, молодой человек, но вы выглядите вроде моего кота, когда он проведет ночь на улице. Пожалуй, отставка не пошла вам на пользу. – Александер прервал долгое рукопожатие и поднял вверх ладони. – Да, да, мне все известно. Я не теряю из виду моих друзей. Наливайте себе что хотите. Вы помните правило этого дома. Боюсь, вам просто необходимо выпить.

– Спасибо. Не откажусь, – ответил Майкл, направляясь к хорошо знакомому бару у стены, отделанному кованой медью.

– Кроме того, вам следует хорошенько выспаться.

Начало беседы выглядело обнадеживающим, Майкл не преминул этим воспользоваться. Он уселся напротив журналиста и рассказал тому об убийстве в Нью-Йорке и о том, как государственный департамент вывез его на самолете из Лондона в четыре утра по Гринвичу.

– Я утром прочитал об убийстве, – сказал Александер, покачивая головой. – Фамилия похожа на вашу, но я, разумеется, сразу решил, что это нелепо. Вы, со всем вашим прошлым? Может быть, кто-то украл ваше старое удостоверение?

– Нет, это подделка, во всяком случае, мы пришли к такому выводу. Но эти два дня мне показались вечностью. В какой-то момент я даже подумал, что мне грозит тюрьма.

– А я вот что вам скажу. Они ни в коем случае не поступили бы так, если бы Антон мог предварительно оценить ситуацию.

Только самые близкие друзья Мэттиаса произносили его имя по-чешски. Поскольку Майклу это было известно, заявление журналиста его встревожило. Придется менять продуманный сценарий – было бы неестественно не спросить о Мэттиасе. Заговор против Брэдфорда может подождать.

– Я задавал себе этот вопрос, – говорил Хейвелок, зажав стакан в ладонях и стараясь придать голосу некоторую небрежность. – И решил, что он просто дьявольски занят. Кстати, уж коли мы о нем заговорили, я как раз хотел поинтересоваться, где он сейчас. Если в Вашингтоне, то я мог бы попытаться заскочить к нему, хотя времени в обрез. Мне надо лететь в Лондон, а если я позвоню ему сам… вы знаете Антона. Он настоит на том, чтобы я задержался на пару дней.

На лице Александера появилось выражение участия. Он наклонился вперед в своем пухлом кресле и спросил:

– Значит, вы ничего не знаете?

– О чем?

– Проклятье! Паранойя секретности в правительстве заходит слишком далеко! Он вам второй отец, вы для него как сын! Вы смогли сохранить в тайне тысячи операций, и они вам ничего не говорят!

– Что «не говорят»?

– Антон болен. Мне печально, что вы услыхали это только от меня, Майкл.

– Насколько серьезно болен?

– Слухи разные. Очень серьезно или даже смертельно. Очевидно, он сам не знает об этом, но, как обычно, думает о себе в последнюю очередь. Когда до госдепа дошло, что я узнал об этом, Антон прислал мне личную записку, требуя хранить все в тайне.

– Как же вам удалось узнать?

– Одно из странных совпадений, о которых совсем не думаешь до тех пор… пока не начнешь задумываться. Несколько недель назад меня заманили на какую-то вечеринку в Арлингтоне – вы знаете, насколько я не терплю эти изнурительные упражнения на выносливость в пустой болтовне, но хозяйка была ближайшей подругой моей покойной жены.

– О, примите мои соболезнования, – прервал его Майкл, который весьма смутно помнил жену журналиста – истощенное существо, увлеченное садом и аранжировкой букетов. – Я не знал.

– Ничего, ничего. Прошло уже два года.

– Итак, вечеринка в Арлингтоне.