Мозаика Парсифаля

Огилви с огромным трудом прогнал гримасу, готовую исказить его лицо. Волна острой боли, зародившись в грудной клетке, поднялась вверх, залив горло и перехватив дыхание. С каждым днем эта волна вздымалась все выше. Боль становилась все острее. Сигналы неизбежного.

– Большое спасибо за совет, – ответил бывший оперативник.

Глава 9

Палатин, один из семи холмов Рима, расположился за аркой Константина. По его склонам там и сям виднелись алебастровые пятна древних развалин. Палатинский холм являлся местом рандеву.

В четверти мили к северо-западу от ворот Грегорио располагалось место, где древние искали покоя. У дальнего конца мощенной камнем тропы, обрамленной с обеих сторон иззубренными руинами старинной мраморной стены, на нешироком пьедестале возвышался бюст императора Домициана[19]

. Ветви диких олив ниспадали на обработанный резцом камень, а снизу на него наползали коричневые и зеленые лозы, заполняя собой каверны и образуя причудливый узор на растрескавшемся, но все же вечном мраморе. В самом конце тропы, за покрытым пятнами суровым лицом Домициана можно было увидеть остатки фонтана, встроенного в склон холма. Место уединения заканчивалось тупиком, оно не имело второго выхода.

Этот уголок зарослей, принадлежащих совсем иному времени, являлся местом встречи. Время встречи – тридцать минут – между тремя пополудни и половиной четвертого, в тот час, когда солнце, переступив в западную часть небосвода, начинало склоняться к закату. В этом месте должна была состояться встреча двух человек, каждый из которых преследовал свои собственные цели. Эти двое прекрасно понимали, что расхождение в целях могло привести к смерти любого из них. Обстоятельства требовали исключительной осмотрительности и осторожности.

Все началось без двадцати три. Хейвелок занял позицию за группой кустов на ближайшем возвышении, господствующем над местом встречи, в нескольких сотнях футов от бюста Домициана. Он был сосредоточен и очень зол. Его взгляд постоянно перебегал с мощенной камнем тропы на буйную растительность за огораживающими ее мраморными останками стен. Полчаса тому назад, со своего места в уличном кафе на виа Винито, как раз напротив «Эксельсиора», он увидел то, чего все время опасался. Не успел рыжеволосый Огилви выйти через стеклянные двери, как из соседнего ювелирного магазина появилась пара – мужчина и женщина. Они вышли немного быстрее и держались слегка раскованнее, чем следовало бы. Магазин имел широкую наружную витрину, открывающую перед находящимися в нем прекрасное поле зрения. Человек из Вашингтона, прежде чем влиться в поток пешеходов, на мгновение задержался и искоса бросил взгляд направо. Он искал глазами свое сопровождение, чтобы коротким кивком головы, взглядом или незаметным движением руки привлечь к себе внимание в толпе. Апачи не будет захвачен по пути на Палатин. Огилви предвидел возможность такого поворота событий и принял все меры предосторожности. По телефону бывший оперативник, а ныне высокомерный разработчик стратегии сказал очень мало. Он сообщил, что располагает интересными, но совершенно секретными сведениями, которыми готов поделиться с Хейвелоком. Из этой информации Майкл, видимо, сможет получить ответы на интересующие его вопросы.

– Не бойся, Навахо, мы потолкуем.

Но если Апачи готов предоставить необходимые сведения, зачем ему посторонняя защита? И почему он так охотно согласился на встречу в столь уединенном месте? Почему не предложил встретиться просто на улице или в кафе? Человек, уверенный в полезности сообщаемых им сведений, не заботится так о своей защите, как это сделал стратег.

Может быть, вместо разъяснения Вашингтон уготовил для него совсем иное послание?

Разделаться с ним? Прикончить?

«Я не говорю, что мы убьем вас. Вы живете не в такой стране… Но, с другой стороны, почему бы и нет?» – сказал Бейлор Браун, подполковник, связной разведки из посольства США в Риме.

В Вашингтоне, очевидно, приняли именно такое решение и послали в Рим убийцу высокой квалификации. Хейвелок отдавал должное талантам Огилви, но не уважал его как личность. Бывший агент принадлежал к тем людям, которые слишком легко оправдывали силовые методы работы и исповедовали взгляды, исключающие жалость в тех случаях, когда насилие являлось обоснованным. Коллеги-оперативники хорошо знали подобный тип людей. Огилви был убийцей и, постоянно испытывая потребность мстить, старался подавить в себе ярость, но мог скрыть ее от кого угодно, только не от тех, кто оказывался с ним рядом в условиях максимального стресса. Кто хоть раз работал с ним вместе, делал все, чтобы впредь избежать этого.