Mozg_rasskazyvaet_Chto_delaet_nas_lyudmi.pdf

Недостаточно просто перечислить эти законы и описать их, нам

необходима связная биологическая перспектива. А уж если мы исследуем

какое-либо универсальное человеческое свойство юмор, музыку, искусство

или язык, нам необходимо помнить о трех базовых вопросах, а именно: что?

почему? как? Во-первых, что является внутренней логической структурой

той отдельной особенности, которую вы рассматриваете? Например, закон

группировки

просто

значит,

что

визуальная

система

стремится

сгруппировать в одном месте похожие элементы или черты изображения. Во-

вторых, почему эта отдельная особенность имеет именно такую структуру?

Другими словами, в чем заключается биологическая функция, ради которой

эта особенность эволюционировала? И в-третьих, какой нервный механизм в

мозге воплощает эту черту или закон? На все эти три вопроса необходимо

ответить, прежде чем мы сможем утверждать, что поняли хоть что-то в

человеческой природе.

На мой взгляд, старые подходы к эстетике или ошибочны, или

остаются неполными в отношении этих вопросов. Например, гештальт-

психологи отлично продемонстрировали законы перцепции, но не ответили,

почему эти законы могли развиться или как они встроены в нервную

архитектуру мозга (гештальт-психологи рассматривали законы как побочные

продукты каких-то неоткрытых физических принципов, таких как

электрические поля в мозге). Психологи-эволюционисты часто прекрасно

докапываются, какую функцию несет в себе тот или иной закон, но обычно

не утруждают себя тем, чтобы ясно и логично объяснить, что же это за закон,

а также исследовать нервные механизмы, лежащие в его основе, или даже

точно установить, существует этот закон или нет! (Например, есть ли в мозге

«закон приготовления пищи», ведь в большинстве культур люди готовят себе

еду?) И наконец, хуже всего поступают нейрофизиологи (кроме лучших

представителей), которые не интересуются ни функциональной логикой, ни

эволюционным смыслом нервных сетей, которые они так тщательно

исследуют. Это поразительно, учитывая знаменитое высказывание Феодосия

Добжанского: «Все в биологии имеет смысл только в свете эволюции».

Полезную аналогию можно увидеть у Хореса Барлоу, британского

визуального нейробиолога, работа которого очень важна для понимания

статистики реалистичных картин. Представьте себе, что марсианский биолог

приехал на Землю. Марсианин асексуален и размножается удвоением, как

амеба, поэтому он ничего не знает о поле. Марсианин вскрывает мужские

яички, изучает их микроструктуру во всех подробностях и обнаруживает

плавающие в них бесчисленные сперматозоиды. Ничего не зная о сексе и не

вкусив его прелестей, марсианин не выстроит даже отдаленного

представления о структуре и функции яичек, несмотря на тщательное

препарирование. Марсианин будет озадачен этими шариками, болтающимися

у мужской половины человечества, и, может быть, даже заключит, что

извивающиеся сперматозоиды это паразиты! Затруднения многих моих

коллег-физиологов чем-то похожи на этого марсианина. Знание малейших

деталей не обязательно означает, что вы понимаете функцию целого исходя

из его частей.

Поэтому, не забывая о трех принципах внутренней логики,

эволюционной функции и нервных механизмов, давайте оценим роль

каждого из моих законов в создании нейробиологического взгляда на

эстетику. Начнем с группировки.

З а к о н г р у п п и р о в к и

Закон группировки был открыт гештальт-психологами в начале

прошлого столетия. Посмотрите еще раз на рис. 2.7 (собаки-далматина) в

главе 2. Все, что вы видите поначалу, набор случайных пятен, но через

несколько секунд вы начинаете группировать пятна друг с другом. Вы видите

далматина, который что-то вынюхивает у земли. Ваш мозг склеивает

«собачьи» пятна вместе, чтобы сформировать один объект, который

обрисован тенями от листьев вокруг. Это общеизвестно, но ученые,

исследующие зрение, часто проходят мимо того факта, что удачная

группировка доставляет удовольствие. Вы восклицаете «ага!», как если бы

вы решили какую-нибудь задачку.

Группировка используется как художниками, так и дизайнерами

одежды. На некоторых знаменитых картинах эпохи Возрождения (рис. 7.3)

один и тот же лазурно-голубой цвет повторяется на полотне как часть

различных, не связанных между собой объектов. Подобным образом один и

тот же бежевый (или коричневый) цвет использован повсюду в нимбах,

одежде и волосах. Художник использует ограниченный, а не бесконечно

разнообразный набор цветов. Опять же, ваш мозг наслаждается

группировкой похожих по цвету пятен. Это доставляет удовольствие так же,

как было приятно группировать «собачьи» пятна, и художник это использует.

Он делает это не потому, что ему жалко краски или у него ограниченная