Поначалу я находил протокол немного хлопотным (изменения в поведении таковы всегда), но затем следовать ему становилось все легче и легче, поскольку я встроил его в свою повседневную жизнь. Он стал второй натурой. Ну, почти. Ладно, я иногда позволял себе картошку фри и немного вина. Но по большей части я жил по протоколу. И только представьте себе: на работе все стало нормальным!
Конечно, я не знал, сколько будет продолжаться улучшение, но большую часть времени я об этом не думал, потому что снова жил. Я работал, путешествовал, уезжал в отпуск, проводил время с семьей и друзьями; я расцвел. А улучшение продолжалось.
Примерно через два года Дейл предложил мне снова пройти нейропсихологическое тестирование, чтобы документально подтвердить улучшения. Ничего себе предложение, подумал я: а что, если нейропсихолог скажет, что замеченные мною «улучшения» (черт возьми, их и другие тоже заметили) – это просто неправда? Что, если сработал эффект плацебо? Алё, я так стараюсь, неужели это может быть эффект плацебо? А если и так, то я не хочу об этом знать. Какой будет удар для меня, если я обнаружу, что все это сон, некий компромисс с будущим. Кроме того, нейропсихолог всегда настроен в какой-то степени пессимистично (что, конечно, не удивительно, ведь он многие годы наблюдает пациентов с болезнью Альцгеймера). Итак, чем больше я думал о необходимости определить эффективность протокола, тем больше мне не хотелось нарушать уже привычный порядок вещей.
Однако в конце концов меня убедили пройти повторное тестирование, так как это могло в перспективе помочь людям узнать, доказана или нет эффективность использующегося мною протокола, которого придерживались и другие пациенты. Итак, в конце 2015-го, примерно через два года после начала лечения, я с некоторой неохотой отправился на тестирование. Как и на предыдущих сеансах, я провел несколько часов с нейропсихологом, который исследовал функционирование моего мозга. Я затаил дыхание в ожидании результатов…
К моему огромному облегчению, результаты оказались отличными! Баллы потрясающе повысились. На самом деле нейропсихолог сказал, что за всю свою многолетнюю практику он не видел таких улучшений у пациентов с болезнью Альцгеймера. У меня повысились не только баллы за память, но и скорость обработки информации, особенно в отношении того, как функционирует мой «молодой» мозг. Итак, согласно данным теста, мой мозг стал моложе, чем был в прошлом.
К настоящему моменту я соблюдаю протокол более семи лет, состояние моего здоровья продолжает улучшаться и по сей день. Конечно, время от времени я что-то забываю, но с кем этого не случается? Мне далеко за семьдесят, а я работаю и живу, как раньше. Я счастлив, что вижу, как растет моя дочь, как она становится настоящей леди, и благодарен за время, подаренное мне для семьи.
Мужчины составляют около одной трети пациентов с болезнью Альцгеймера, и из всех пациентов с Альцгеймером около 20 % мужчин являются носителями гена ApoE4. Ход болезни Эдварда довольно обычен: медленное угасание в течение нескольких лет, затем быстрое ухудшение. Первые очевидные симптомы у него начались в период сильного стресса, что является распространенной особенностью. Его генетика показала, что он входит в группу высокого риска носителей ApoE4+, а его томограмма подтвердила диагноз – болезнь Альцгеймера.
Что чувствует человек, быстро делающий успешную карьеру, когда он еще относительно молод и у него вдруг начинаются первые, затем прогрессирующие симптомы болезни Альцгеймера? К несчастью, Эдварду довелось это узнать. К счастью, сейчас он переживает период восстановления – устойчивого восстановления в течение более семи лет – своих когнитивных способностей. Поскольку его работа направлена на помощь здоровью людей, его успех является историей успеха для тысяч других.
Глава 4. История Марси. Помощь при бедствии
Я всегда пытался превратить каждую неудачу в возможность.
Всем привет, меня зовут Марси, мне 79 лет, я психиатр на пенсии. Я окончила Колумбийский колледж врачей и хирургов. Я жила в округе Уэстчестер, Нью-Йорк (это существенно), следующие двадцать лет в доме, построенном мною в 1991 году. У меня есть прекрасная дочь и зять, которые вместе с тремя моими внуками живут в часе езды от меня. Мой талантливый и горячо любимый сын умер в 2001 году в возрасте 29 лет.
Моя мать страдала от деменции на фоне гидроцефалии. Она умерла, упав после шунтирования, хотя оно как-то приостановило деменцию. Моя самая старшая сестра часто жаловалась на проблемы с памятью. Она умерла в возрасте 80 лет после разрыва аневризмы брюшной аорты. Еще одна моя старшая сестра 82-х лет тоже жалуется на проблемы с памятью. Она часто падает, потому что, как сама говорит, забывает, что уже старая и что ей нужно смотреть себе под ноги. У моего младшего брата проблем с памятью нет.