Может ли человек преобладать?

Куба является не более веским доказательством планов России на мировое господство^[142]. Кубинская революция не была спровоцирована ни Москвой, ни кубинскими коммунистами, которые сотрудничали с Батистой, пока не приблизилось время его падения. Кастро никогда не был коммунистом, но планировал революцию, выходящую за пределы чисто политических ограничений освобождения страны от диктатуры. Он начал социальную революцию, экспроприацию земельных владений и промышленности. Правительство и общественное мнение Соединенных Штатов повернулись против него и заставили Кастро, шаг за шагом, искать помощи в экономическом и политическом плане у Советского Союза и принять поддержку Коммунистической партии Кубы, которая до того презиралась кастристами по причине ее оппортунизма и продажности.

Хрущев пригрозил однажды защитить Кубу ядерными бомбами от американской военной интервенции, потому что достаточно хорошо понимал, что Соединенные Штаты не вмешаются в столь прямой манере. Проясняя ситуацию, он позже сгладил эту угрозу, заявив, что она была символической^[143]. Он предоставил кубинцам лишь минимальную помощь и ссуды и, создается такое впечатление, оказывал сдерживающее влияние на Кастро, которое с возвращением Гевара^[144]

из Москвы привело к повторному — хотя и отвергнутому — приглашению к «новому началу» в кубино-американских отношениях. На Кубе Хрущев также должен был справиться с китайской конкуренцией, которая ограничивала его свободу действий. Но общая картина показывает, что Кастро, а не Хрущев начал революцию и что его альянс с Советским Союзом был вызван скорее действиями Соединенных Штатов, чем желанием Хрущева проникнуть в Латинскую Америку.

Несомненно, Хрущев хотел сохранить коммунистические партии в Латинской Америке по причине их индекса вредности для Соединенных Штатов. Он должен был предоставлять им определенную поддержку — как лидер коммунистического лагеря (особенно в свете соревнования с Китаем), но нет доказательств того, что Хрущев всерьез желал уничтожить все возможности взаимопонимания с Соединенными Штатами, пытаясь превратить Латинскую Америку в часть своей империи.

Суммируя вышесказанное, заметим, что стереотип советского наступления против Соединенных Штатов в Берлине, Лаосе, Конго и на Кубе не опирается на реальные факты, это скорее подходящая формулировка для поддержки дальнейшего вооружения и продолжения «холодной войны». Это согласовывается с китайским стереотипом, который изображает Соединенные Штаты ищущими мирового господства и ради этой цели поддерживающих Чан Кайши, господство Южной Кореи и Окинавы, соглашение СЕАТО и т. д. Все эти взаимные обвинения не могут выдержать трезвого и реалистичного анализа.

Киссинджер высказал мысль, что на самом деле не имеет значения, хочет ли Советский Союз мирового господства, потому что если бы он даже хотел подорвать все некоммунистические страны из соображений безопасности, результат был бы таким же. Такая точка зрения ведет из царства анализа политической действительности в мир фантазий. Остается загадкой, почему, принимая существующее на сегодня равенство сил, Советский Союз должен хотеть завоевать остаток мира, чтобы быть в безопасности, особенно когда ясно, что еще до того, как он предпримет первые шаги в этом направлении, разразится ядерная война, которая будет концом всей «безопасности».

Предполагая, что Советский Союз — очень ограниченная форма империализма, необходимо добавить еще несколько предположений. Стало традиционным доказывать неограниченность империализма России, считая Китай с населением 600 млн. человек еще одним доказательством присоединений России. Любой, кто знаком с фактами, знает, конечно, что это — абсолютная ерунда. Китайская революция — подлинно китайская; она победила, несмотря на убеждение Сталина, что она этого сделать не сможет; и Китай получил, как я продемонстрирую позже, очень ограниченное количество помощи от России, даже после победы коммунистов. Китайско-русский союз был бы логичен для обеих сторон, но при этом создал бы серьезные проблемы, особенно для России. Считать Китай «завоеванием» России — это не более чем демагогическая формулировка.