Анkа Троицкая

Может, Случай Нам…

— Привет! — радостный мужской голос встречает кого-то.

Играют музыканты в метро.

Я все еще в задумчивости от утреннего потрясения. И музыка, и голос для меня по-прежнему находятся на заднем плане главной мысли. За ее пределами много чего происходит… Кто-то кого-то встречает, кто-то музицирует, кто-то спешит по своим делам. А у меня их нет. Нет больше у меня срочных дел. Все!

— Привет, говорю!

Я поднимаю глаза на мужчину, стоящего передо мной.

— Это вы мне?

— Тебе. Не узнала?

Я поднимаю руку к челке и опускаю очки на нос. Теперь мне видны улыбка в бороде и две искры в веселых глазах. Это в них отражаются лампы метрополитена. Ничего знакомого я в этом лице не вижу.

— Нет.

— Неужели я так изменился? Время бывает безжалостно, хотя ты, Кирка, даже похорошела.

Меня действительно зовут Кирой. Я опять пристально вглядываюсь в приятное, но совершенно чужое лицо. Подъезжает мой поезд, ну ничего… один пропущу. Мне спешить некуда.

— Может быть. Как вас зовут?

— А мы всегда были на ты. Сашка я… Как ты могла забыть? Универ? Нашу столовку? Общагу на Южной? Город Томск?

Господи… да как я могу забыть? Особенно, общагу. Только Сашек там было столько… По десятку на этаже. А также Серег, Витьков и Юрок…

— А фамилия? — спрашиваю я и тут же жалею об этом. С фамилиями дело-то еще хуже. Мы же не по фамилиям друг друга знали. Разве что сокурсников… или даже согруппников.

— Серых.

Так и есть. Ни о чем мне эта фамилия не говорит. Хотя…

— Не с моего курса?

— И даже не с факультета. Мы физики, на первых двух этажах жили. Кир, ты разыгрываешь меня?

Я напрягаюсь, но безрезультатно. Голова все еще плохо работает.

— Простите.

— Ну ты даешь, Кирза… Неужели я так хреново целовался, что не отпечатался в памяти навеки?

Он уже не улыбается, а наоборот, хмурится. Однако глаза остаются веселыми. Тут вдруг что-то знакомое мелькает перед заляпанными очками, и я говорю.

— А ну-ка, поверните голову… Да-да. Вот так. И вниз посмотрите.

Так и есть. Таким я его увидела в первый раз, когда он сидел в «Научке» и серьезно изучал какие-то цифры в книжке. Моя подруга Галка в тот момент нашептывала мне про красавца, сидевшего рядом с ним. Помню, она была влюблена, но добром их роман не кончился. Они с Игорем развелись сразу после распределения. А в тот вечер мы ходили в кино вчетвером. Этот Саша мне показался мрачным и совсем неинтересным, зато у него был магнитофон, и он у себя в комнате играл Высоцкого, «Воскресенье» и «Машину»… А мы с Галкой ходили слушать. Мы действительно целовались… Много раз. Молча, жадно, и каждый раз разбегались в самый интересный момент. Иногда мне хотелось продолжения. А иногда появлялась безмерная радость и гордость от того, что мы что-то контролируем, что мы остаемся хозяевами положения и не увязаем, как это делают прочие… С другими у меня потом так не получалось.

Музыканты заканчивают какой-то веселый маршик и берут минуту отдыха. У меня даже тоска куда-то ушла.

— Я помню, — говорю я, — наши встречи. И тебя теперь помню. Я не помню, как и почему все закончилось.

У Саши лицо снова светлеет.

— У тебя есть время?

Тоска тут же разворачивается на ходу и бегом возвращается ко мне. Нет у меня времени. Но вслух я говорю.

— Как раз сегодня я свободна.

— Тогда по кофейку? Повспоминаем?

— Пожалуй.

Оркестр где-то наверху играет «После дождичка», конкурируя с грохотом подземных поездов и голосом, их объявляющим. Такова уж природа метро. Люди в них долго не застаиваются и не засиживаются на станциях. Сквозь них толпа, как неостановимый поток, течет, вытекает, бурлит и шумит. А мы с Сашкой Серых дуем в картонные стаканчики у желтой колонны с темными разводами. Стоим, как островок посреди реки. Мы выпили почти половину, когда он наконец опять заговорил.

— Я был два раза женат. А ты?

— Один с половиной.

— Это как?

— Первый брак закончился разводом, а второй — расторжением помолвки… Если так это назвать. Алеша разбился за два месяца до свадьбы.

— Понятно. Соболезную. Вот ведь…

— Дети есть? — перебиваю я его.

— И внуки тоже. Двое. Скоро в школу пойдут. А у тебя?

— Пока внуков нет. Сын не торопится… Хотя гуляют они с Людочкой уже третий год.

— Жаль. Как бы у него не вышло… как у нас.

— А что вышло-то? Ты просто в один прекрасный день взял и исчез. Мне Игорек твой сказал, что ты заочно заканчивал.

Саша помолчал и глубоко вздохнул, шумно выдыхая, как перед погружением.

— Я не мог больше встречаться с тобой. Хотел и не мог. Сам себе не позволил. Генку Патлатого помнишь, что в нашей комнате жил?

— Чернявенький такой… На гитаре играл.

— Вот-вот. А помнишь, что я выпивать не любил… и не умел. А тогда… я даже день запомнил — 28 апреля. Я после Генкиной днюхи с какой-то голой проснулся… Думаю: что за фигня? Имени ее я так и не спросил, — заканчивает Серых, опускает глаза и допивает кофе.