Можно ли умереть дважды?

— Очень похоже на самоубийство, — сказал Бекстрём. — Если это убийство, то срок давности по нему, скорее всего, уже истек. Пуля, найденная нами в голове жертвы, вполне возможно, вылетела из ствола сто лет назад. Судя по оставленному ею следу, при выстреле использовалось оружие столетней давности. Кроме того, мы понятия не имеем, кем является жертва. А пока нам не удастся узнать это, наше расследование не сдвинется с мертвой точки.

— Как ты считаешь, надо ли проинформировать общественность?

— У меня и мысли такой не возникает. Только за последние десять лет у нас пропало три сотни людей, которых так никогда и не нашли. У них несколько тысяч близких, и ты же можешь представить, как они будут чувствовать себя, получив такую информацию. Я не собираюсь лишать их нормального существования без всякой на то необходимости. Пока нам неизвестно, о ком идет речь, это расследование необходимо проводить в обстановке полной секретности.

— Я согласен с данным аргументом. Ни к чему напрасно волновать девяносто девять процентов скорбящих, которым и так не сладко.

— Сто процентов, если ты спросишь меня. Вероятность того, что мы установим личность погибшей с помощью найденного нами материала, просто ничтожна.

— Да, я услышал тебя, Бекстрём. Но есть ведь ДНК, стоматологические и общемедицинские карты?

— Конечно, — сказал Бекстрём и продемонстрировал свое мнение об этом, ущипнув безупречные складки на своих брюках. — Наш регистр ДНК охватывает один процент населения, если нам повезет выделить годный для сравнения генетический код, хотя на сей счет есть большие сомнения. Шанс самое большее один к двум. Сколько получится, если учесть все данные? Несколько тысячных, если я правильно посчитал.

— Ну а зубы? Если мы получим стоматологическую карту?

— Карта у нас уже есть. Мы позаботились о ней, пока даже Линчёпинг не раскачался. Это зубы верхней челюсти, и с ними у нас проблема, поскольку они в идеальном состоянии. Вполне возможно, у этого человека не возникало необходимости посещать зубного врача за всю его взрослую жизнь. А нижнюю челюсть мы не нашли.

— Ты, похоже, настроен довольно пессимистически, Бекстрём.

— Нет, — ответил комиссар. — Ни о каком пессимизме и речи нет, но я не собираюсь беспокоить прокурора совершенно напрасно. Или пробуждать ложные надежды у массы людей, чьей жизни и без того не позавидуешь.

— Это я прекрасно понимаю.

— Хорошо, что между нами полное согласие, — констатировал Бекстрём. — Как только появятся интересные новости, я сразу же сообщу.

— Я буду благодарен тебе, — заверил Боргстрём.

— Не за что. — Бекстрём поднялся. — А теперь извини, но у меня хватает дел.

— Удачи тебе, Бекстрём.

«Почему я сейчас должен заботиться об этом?» — подумал комиссар.

* * *

«Наконец появился хоть один нормальный человек», — подумал он, когда приветственная церемония на русский манер закончилась и он расположился в комнате Нади Хёгберг.

— Рассказывай, Надя, — попросил Бекстрём. — Как провела отпуск?

— Так себе, — покачала головой Надя. — Ты действительно хочешь услышать об этом?

— Да, рассказывай, — повторил Бекстрём.

* * *

Надя собиралась провести в своем бывшем родном городе Санкт-Петербурге целый месяц, но ей с лихвой хватило четырнадцати дней. В России и раньше все обстояло не лучшим образом, а сейчас стало еще хуже. Поэтому, когда Тойвонен позвонил ей, чтобы узнать, как у нее дела, она рассказала все как есть. Что скучает по дому, по Сольне и Швеции, поскольку в конце концов поняла, что ей пора завязывать со своей старой родиной. В следующий раз она поедет туда только туристом, а не как русская, живущая в эмиграции. И когда до нее дошло, что в ней нуждаются на работе, она без труда приняла решение. И вот сейчас сидела здесь.

— К великой радости для меня, — признался Бекстрём.

— И для меня тоже, — сказала Надя и улыбнулась. — Кстати, у меня с собой подарок для тебя.

— Как мило с твоей стороны, — расплылся в улыбке Бекстрём. — Я купил тебе цветы, но, к сожалению, забыл взять их, когда поехал сюда утром. Однако поскольку мне еще надо будет вернуться после обеда, ты получишь их позже.

«Нельзя попадаться на лжи», — подумал он.

— Очень мило с твоей стороны, — сказала Надя с хорошо скрытым удивлением. — Но тебя, пожалуй, интересует, как дела с расследованием?

— Да, — подтвердил Бекстрём. — Хотя сейчас, когда ты снова на работе, я чувствую себя значительно спокойнее. «И это в виде исключения абсолютная правда».

Объективно оценить ситуацию было одно дело, а витать в облаках — несколько иное, посчитала Надя. И она собиралась позаботиться о том, чтобы все возможное было сделано. И при этом считала, что у них крайне мало шансов идентифицировать жертву.

Сотни женщин пропали за последние десять лет. Сама она не сомневалась в такой половой принадлежности жертвы, поэтому сведения о двух сотнях пропавших мужчин сразу же отложила в сторону. Она также не сомневалась, что в данном случае они имели дело с убийством.