Я сидел в пустой, практически не разгромленной квартире и такая же пустота была внутри. Целый месяц я шел по мертвой Москве, много раз должен был сгинуть, но не сгинул. Благая цель удерживала меня на этом свете, а скромная квартирка на Прядильной светила мне путеводным маячком.
Шуша носилась по комнате, с шорохом ела обои, она тащилась по обойному клею. Я смотрел на застеленную розовым покрывалом постель, на картинки Лазарева на стене, и вдруг понял, что в этом мире для меня ничего не осталось, чем он бы мог меня удержать, и что еще минута и я пущу пулю себе в лоб.
Я оставил старушке консервов и макарон в бич-пакетах и торопливо ушел.
Засада была устроена грамотно. Никто не маячил в дверях подъезда, не орал гортанными голосами. Никого словно и не было, лишь Шуша что-то почуяв, не стала выходить первой. Ну я и вышел.
Сумит кинулся слева. Автомат у меня был в положении на ремне, так что я только отшатнулся, и нападавшему не удалось сбить меня с ног, он лишь задел меня, откинув в сторону.
Я схватил автомат, но он был на предохранителе, а снять мне никто не дал. Второй сумит, гораздо крупнее первого, вцепился мне чуть ли не в лицо. Я бил его автоматом словно дубиной и выкрутился, но мне тотчас ударили по ногам подсечкой, и я упал. Не останавливаясь, катнулся вперед. Передо мной возникли ноги противника, я с железистым звуком воткнул в них нож.
Вопили, не переставая несколько голосов. У меня выбили нож, так дали по голове, что все поплыло вокруг. Стали вязать руки и ноги.
— Мракобоя не убивать! — сказал кто-то.
Мракобой подставил меня. Натворил делов в будущем, пока шел ко мне навстречу, а мне теперь отвечай. Хотя я тоже виноват. Не фиг было именем козырять. Сумиты явно отследили меня от рынка, а я раззява и не заметил. Что ж. Жизнь учит таких. Придется отвечать по полной.
Я пришел в себя от резкой боли в ногах. Открыл глаза. Надо мной пол качается. Руки-ноги связаны. Ясен перец, подвесили вниз головой. В излюбленной манере бандитов всех времен. Сумиты-дикие люди, берут из опыта человечества наиболее яркие и полезные моменты.
Огляделся насколько мог. Я находился в длинном бетонном пенале. Вдалеке мишени на щитах. Тир, однако. Может сразу пристрелят, с надеждой подумалось.
Нарисовался и охранник. Бородатый мужик, распространяющий аромат чеснока.
— Друг, дай попить! — прошу.
— Паршивый собака твой подруг! — неожиданно тонким голосом отвечает тот.
— Очнулся? — в тире появился еще бача.
Я сразу его узнал. Это был Заман из свиты красотки Узлипат. Самый свирепый мужик, которого я когда-либо видел в жизни.
Заман подошел.
— Весь город на ушах стоит, не может Мракобоя поймать, а мы Ганидоевы его живым и целым поймали! — он излучал неприкрытую радость.
Другой бы бача так радовался, что сын родился, или там новую «Волгу» купил, а этот так рад охотой на человека.
— Боишься, Мракобой? — в доверительном тоне продолжил Заман. — Ты не бойся. Я тебя ласково поимею.
Он еще и гомик!
— А правда, что у вас в кишлаке пока ослу не вдуешь, мужиком не считаешься? — спросил я.
Язык мой, враг мой.
Заман без замаха бьет в живот. Бить так удобно. Человек висит вниз головой, руки за спиной связаны, бей-не хочу. От боли темнеет в глазах.
— Говорил, что ласково будешь! — хриплю я.
— Не все одинаково терпят боль! — говорит он. — Я тебя промедолом обколю, чтоб ты ничего не чуял, а потом вырежу из тебя афганскую розу! Несколько часов буду резать. Знаешь, что такое афганская роза[63]
?— Судя по всему, что-то связано с Афганистаном, — говорю. — А с Афганистаном ничего хорошего не связано.
— Правильно говоришь! — осклабился Заман.
Появился еще один бача.
— Заман, стволы привезли!
— Отлично, Ибат!
Нормальное имечко, подумал я. На фига им оружие. Видно кроме резьбы по дереву назревает еще какая горячая стрелка.
— А с этим что? — спросил Ибат.
— Пускай висит! Он никому не мешает! Ничего не понимает!
Но все дело в том, что все игрушки, подаренные мне Капитанами, я бездарно растерял, но каким-то образом, на остаточном принципе, продолжал понимать все сумитские языки.
Так что я все понимал.
Сумитов вместе с Заманом и Ибатом в тире набралось 9 человек. Четверо внесли длинный зеленый ящик. Такие мне приходилось видеть в армии на военных сборах.
Сумиты выкладывали на стол многочисленные автоматы и пистолеты, щелкали снаряжаемые магазинами и затворами. Судя по всему, назревала небольшая войнушка.
Приготовления увенчало появление еще двоих — Узлипат Ганидоевой и Кичи. Узлипат благоухала словно лошадь, искупанная в «Шанели».
— Имран едет! — доложил Кичи.
Я хоть и висел верх ногами, понял, что речь идет о женихе Айны Иназовой Имране Аксацеве.
Однако сумиты как-то странно готовились встретить свадебный кортеж. Может у них так принято? Еще до войны по Москве разъезжали сумитские свадьбы и палили в воздух из «калашей». Происходило это под стенами Кремля, так что Босянин возбуждался, угрожал всех обратно отправить, но от диаспор приезжали серьезные люди, иноземные послы слали ноты протеста, и сумитов оставляли в покое. А потом очередная свадьба и стрельба.