Мраморное поместье(Русский оккультный роман. Том XIII)

— Да, да. Вам это представляется загадочным, конечно, — закончил он. — Но, видите ли, при свете современной науки выяснилось, что все явления подобного рода объясняются дезинтеграцией личности. Классические примеры вы найдете у Рибо или у Жане в его «Automatisme Psychologique», хотя, впрочем, уже с некоторым уклоном в сторону мистицизма. Не правда ли, Семен Николаевич?

— Пожалуй, — протянул терапевт.

— Да-да, несомненно. Но только не вздумайте вы читать Мейерса или Шарля Рише последние статьи. О, нет, ни в каком случае: это уже мистика настоящая, за которой следуют Фламмарионы, Круксы, Аксаковы и прочая компания, ха-ха-ха. Наоборот, работа Поля Рише, хоть и устарелая, очень интересна и почтенна… Это несомненно.

— Безусловно, — важно вставил терапевт, поглаживая бороду.

— Что касается меня лично, то физиологическим коррелятом этих явлений я считаю диссоциацию мозговых участков. Таким образом, наука превосходно овладевает чудесами и без помощи флюидов и астралей… И с этой стороны глядя, — значительно добавил он, — эти явления вполне достойны внимания науки. Советую и вам пополнить свое образование в этом направлении, коллега. Можно и в провинции почитывать, хе-хе. Ну-с, однако, перейдем к больному.

Что происходило затем в комнате больного, хотя и было довольно типично, но, чтобы не задерживаться, я передам эту сцену вкратце, тем более, что прямого отношения к рассказу она не имеет.

Началось с оскультации терапевта. Потом психиатр стал задавать свои вопросы, чтобы «нащупать психические центры», но граф как от нащупывания, так и от интимно-врачебного исповедования решительно отказался. Тогда прибывший с врачами фельдшер внес какую-то машину с ручкой. В комнате устроили полумрак, и фельдшер принялся крутить ручку. Послышался однообразный звенящий, подобно камертону, звук; в то же время появилась узкая щель света и тонкая полоска упала на засветившийся шарик. Таким образом, получилась фиксационная точка, на которую предложено было смотреть графу.

Предварительно, однако, психиатр просил нас отступить вглубь комнаты, а графа несколько раз взглянуть ему в глаза. Это делалось для будущего «рапора»[5]

.

Психиатр все время болтал, обращаясь к Семену Николаевичу и изредка ко мне. Физиологическая школа Шарко несомненно права, а Нансийская разве лишь в немногих отношениях. Бернгейм затемнил вопрос и он (психиатр Б.) всюду готов признать преимущество физиологической теории, несмотря на то, что психологическая, казалось бы, ближе стоит именно к его специальности. Напрасно теперь пытаются отрицать существование трех фаз Шарко только потому, что не всем удается наблюдать их в чистом виде. Разве конкретная механика не бесконечно сложна, но это не мешает ей основываться на трех законах Ньютона…

Глаза графа закрылись.

— Вы видите, вот вам преимущества физиологического метода: это несомненно первая фаза, то есть летаргическая. Стоит только приподнять субъекту веки и мы получим состояние каталепсии. Однако, относясь с полной бережливостью к здоровью больного, мы откажемся от утомительных опытов, особенно для первого раза. Теперь между субъектом и мною имеется состояние рапора, усиливающееся в более глубоких фазах. Он слышит только меня. Вот, попробуйте задать ему какой-нибудь вопрос.

На губах у графа мне удалось разглядеть тонкую улыбку.

— Как вы себя чувствуете, граф? — спросил я.

— Я бы сообщил вам, доктор, но, к сожалению, не слышу вопроса, — отвечал граф невозмутимо.

Кажется, психиатр Б. понял убийственную иронию больного, но это его не смутило.

— Преинтересный случай! — воскликнул он с живостью. — Упоминается также у Шарко, не помню где. Произошла диссоциация между центром слуха и волей. Как вы видите, он слышал ваш вопрос, но воля уже поражена, она сюжжестионирована моим заявлением, а потому больной и не дал вам прямого ответа. Проснитесь, граф, — поспешил он добавить, дунув больному в лицо и открывая свет.

Граф встал и, уходя из комнаты, обменялся со мной впервые вполне сознательным, саркастическим взглядом. Это была, впрочем, последняя вспышка сознательности и юмора среди тяжелого, мрачного настроения, в какое он все более стал погружаться. Врачи производили еще бесконечные антропологические экспертизы над старой графиней, мучили вопросами о предках и наследственности, что, кажется, очень утомило и сердило ее.

При прощании терапевт с успокоительной важностью сообщил, что, кроме повышенных рефлексов и некоторой сердечной слабости, впрочем, не угрожающей, он ничего болезненного в организме графа не нашел.

Психиатр сказал, по обыкновению очаровательно улыбаясь, маленькую речь о дезинтеграции и диссоциации, которые вполне могут быть излечены в его столичной клинике сообразно методу последовательной диагностики и всеисчерпывающего синтеза, с применением гипноза, которому больной прекрасно поддается.

— Я считаю, что краеугольный камень лечения уже положен моим посещением. Применение моего метода в моей клинике несомненно даст наилучшие результаты, и я надеюсь вскоре с вами увидеться в столице, графиня.