Мсье Гурджиев

— У меня есть даже кое-какие доказательства. Несколько лет назад в Нью-Йорке был устроен прием в честь Гурджиева. На нем присутствовало немало знаменитостей, в том числе писатель Ахмед Абдулла, который сообщил мне, что никогда не видел Гурджиева и будет рад с ним познакомиться. Когда Гурджиев вошел в зал, Абдулла обернулся ко мне со словами: «А ведь я ошибся, я уже встречал этого человека. И знаете  ли вы, кто он такой на самом деле? Перед войной он был известен в Лхасе как агент русской секретной службы. В то время я тоже находился в Лхасе и мы некоторым образом противостояли друг другу». Отсюда можно заключить, что Гурджиев проник в самую сердцевину эзотерического знания. Кое-кто утверждает, будто разведывательная деятельность была призвана скрыть истинную цель его пребывания в Лхасе, которая заключалась в том, чтобы овладеть сверхъестественными методами тамошних лам. Другие, напротив, уверены, что все эти эзотерические исследования служили лишь ширмой для его политических махинаций. Как разобраться, кто тут прав, а кто не прав?

ГУРДЖИЕВ остановился в одной из самых фешенебельных гостиниц 57-й авеню. Когда администратор позвонил наверх, чтобы сообщить о моем визите, мне было предложено «подни­маться прямо к нему». Постучав, я вошел в небольшую, довольно темную комнату. У дверей меня поджидал рослый молодой человек с сигаретой в зубах.

— Благополучно ли добрались? — осведомился он. — Присядьте, пожалуйста, на минутку, хозяин сейчас подойдет.

Встречающий показался мне вполне приличным и хорошо воспитанным, но вид у него был такой затравленный, что не приведи Господь, хотя, разумеется, я не ручаюсь за свою объек­тивность. Я явился сюда с твердым намерением ничего не драматизировать, а только как следует наблюдать и получить как можно больше информации. История Гурджиева была драматична сама по себе. Что же касается молодого человека, то его вид не оставлял у меня никаких сомнений. Он был бледен, его вос­паленные глаза горели лихорадочным огнем, словно ему только что привиделся призрак. Он нервно курил, не сводя глаз со смежной комнаты. В открытый проем была видна кровать и несколько чемоданов. Комната, в которой мы находились, была, как ни странно для отелей такого класса, довольно скудно обставлена: всего-навсего несколько черных, изрядно потертых кресел, столик да камин. Хлопнула дверь, выходящая в коридор, и на пороге появился Гурджиев.

— Как дела? — приветствовал он меня на своем весьма приблизительном английском с сильным восточным акцептом.

Особенно меня поразило то, как он выговаривает звук «h». Это было не легкое английское придыхание, а, скорее, тяжелое грудное «ch», встречающееся в немецком, или даже гортанное «chr» восточных языков. На Гурджиеве был полурасстегнутый жилет, темные брюки па подтяжках и домашние туфли. Пиджака он не носил.

— Прощайте такой вид, — извинился он. — Я мало-мало кончал завтракать.

Затем он ткнул указательным пальцем в мою сторону и, обращаясь к молодому человеку, сказал:

— Очень четкий англичанин.

«Очень пунктуальный», — сообразил я.

— Настоящий англичанин, — продолжал он, не давая мне возможности поправить его, — не как вы все, полутурки. Он обернулся ко мне. — Американцы не есть англичане. Это половина англичане, а половина, половина… — Гурджиев долго подыскивал нужное слово, — половина турки. — Он расхохотался. — Вы извинять мой английский. Совсем плохой. Сильно плохой. Я, знаете, говорить свой английский. Не современный, до Шекспира английский. Сильно плохой, но мои друзья понимать. Я современный английский хорошо понимать, вы — только говорить. А он, — Гурджиев указал на своего ученика, — он переводить мой английский до Шекспира. Он знать.

— Да мне и так все ясно, господин Гурджиев, — вмешался я, — отлично понимаю все, что вы говорите.

— Тогда берите одна сигарета.

— Благодарю вас, я не курю.

— О, эти американцы! Не курить сигарета! Нет, я давать вам настоящий сигарета, волшебный сигарета! Турецкий или русский. Какой вы предпочитывать?

Он протянул мне объемистую коробку с русскими папиросами.

— Еще раз благодарю, но я и в самом деле не балуюсь табаком.

— Вай-вай, а какой хороший сигарета, прима, прима. Но если вы это не курить, тогда я вам давать… как это называть… сигарета для не курить? Как вы это называть?

Он обернулся к своему переводчику, который поспешил пояснить:

— Мистер Гурджиев имеет в виду специальные сигареты для некурящих, не угодно ли попробовать?

Мне стало малость не по себе от такой назойливости, но я пересилил себя и добродушно повторил, нисколько не кривя душой:

— Большущее спасибо, но меня затошнит после первой же затяжки. Я никогда в жизни не курил.