Мститель

Кэтрин стало не по себе. В январе Энн уже арестовывали, и Топклифф допрашивал ее в Гейтхаусской тюрьме, но ее освободили под поручительство, запретив выезжать за пределы Холборна. Кэтрин дважды навещала Энн в этом доме, где ее радушно принимал этот же старик, Басфорд Джонс. А на прошлой неделе Энн рассказала ей, что по соседству в доме одного знатного семейства прячется отец Саутвелл, там он в безопасности, но скоро он отправится дальше, в глубь Англии, дабы совершать таинства для преданных вере в центральных и юго-западных графствах страны. Энн сказала, что уговорила Саутвелла отслужить до отъезда мессу в доме ее семьи в Аксендоне. Она собиралась нарушить предписание, уйти из дома на одну ночь и встретиться с ним. Она спросила, пойдет ли Кэтрин. Кэтрин тут же ответила согласием, это решение возбуждало и пугало ее, ибо она хорошо понимала, чем все это может закончиться. Только властное – и несносное – вмешательство ее супруга помешало ей прийти.

Кэтрин нахмурилась.

– Топклифф? Он снова ее арестовал?

Ворчание старика перешло в смех.

– Нет, она отправилась туда по доброй воле. Разве вы не слышали? Да и живот у нее день ото дня все больше, так сказал мне Николас.

– Николас?

– Мой мальчик, Ник Джонс.

Кэтрин стало плохо. Николас Джонс, мерзкий подручный Топклиффа. Он хочет сказать, что Энн Беллами носит под сердцем дитя? Как такое могло произойти? Этот злобный старик следил за каждым ее шагом.

– Можно мне войти? – сказала она. – Я хочу поговорить.

Старик шагнул в сторону.

– Пожалуйста, госпожа. В моем скромном жилище всем рады.

Кэтрин шагнула в темную прихожую. Дальше, в другом дверном проеме, она увидела глаза хозяйского мастифа и ощутила его злобу. Пес залаял громче. Старик заковылял к мастифу и ударил его палкой по голове. Пес завизжал, затем лег и затих.

– Я говорил вам, что мой Николас должен получить много денег? Гадалка по стеклянному шару сказала, что мой мальчик однажды разбогатеет, так и будет. Уверен, он станет очень знатным джентльменом.

Ужасная мысль родилась в голове у Кэтрин. Если Энн действительно была беременна, уж не Николас Джонс отец ее ребенка? Хитрый и жестокий, как Топклифф, он так же, как и его хозяин, любил проливать реки крови. Могла ли милая, невинная Энн позволить этому чудовищу совратить себя?

– Уверен, что у нее родится хорошенький малыш и мы убережем его от Гнилого Трона[5]. Маленькая грязная потаскушка…

Кэтрин впала в бешенство. Обеими руками она толкнула старика в грудь.

– Да как вы смеете говорить о ней такие вещи? Это вы довели ее! Вы, ваш мерзкий сынок и Топклифф.

Старик отпрянул во мрак, защищаясь поднятой палкой.

– Она грязная шлюха, госпожа. Маленькая грязная шлюха. Мы все с ней позабавились, так что неизвестно, кто отец ее ублюдка.

– Нет, это неправда.

– Она как сучка во время течки. Все время…

На мгновение Кэтрин показалось, что у нее хватит сил убить этого человека. Выхватить у него палку и забить его до смерти, как он бил свою собаку.

Это желание напугало ее. Кэтрин застыла на месте. Говорить больше не о чем, ей остается или убить его, или уйти. Она взглянула на него, съежившегося в тени со жмущимся к нему грозным мастифом, их глаза во мраке казались глазами демонов, затем повернулась и пошла прочь. Выйдя из дома, она закрыла глаза и на мгновение остановилась. Ее трясло. Сердце Кэтрин бешено стучало, ей стало дурно. Первый круг ада находился здесь, сразу за городскими стенами Лондона, на Холборн-Хилл.

Большая зала в Эссекс-Хаус сверкала огнями. Причудливые канделябры, в каждом из которых горело несколько дюжин свечей, светились и мерцали, словно море сияющих драгоценных камней. Повсюду сновали облаченные в ливреи слуги с подносами, полными бокалов великолепного вина и нежных засахаренных фруктов. Музыка в исполнении двух дюжин виол разливалась в воздухе над головами громко болтающих трех сотен пирующих гостей.

Джон Шекспир стоял у дверей. Даже при дворе он не видел подобного великолепия, и его одеяние – он был в своем старом, расшитом голубым и черным с золотым дублете для приемов при дворе – казалось бедняцким рубищем на фоне великолепных одежд, в которых щеголяли гости.

– Так-так, господин Шекспир, вижу, вы все-таки нашли в себе силы появиться при дворе королевы Летиции.

Он повернулся, и его взгляд уперся в груду плоти, которая оказалась мясистым лицом Чарли Макганна.

– Королевы Летиции, господин Макганн?

– Не питайте иллюзий, она здесь государыня. Здесь правит Волчица, а мы все – ее подданные.

Мимо них, кувыркаясь, пронесся акробат, но Шекспир едва его заметил. Более всего его поразили, даже привели в смятение, непочтительные речи Макганна. Если сэра Джона Перрота приговорили к смерти за то, что он назвал Елизавету «обмочившейся кухаркой», какова же будет расплата за выказывание королевских почестей, пусть даже и в шутку, кузине королевы и ее заклятому врагу Летиции Ноллис?

– Последили бы за своим языком, господин Макганн, иначе его вам укоротят. И даже милорд Эссекс не сможет вас спасти.

Макганн энергично хлопнул его по спине.