Мудрая кровь

Хейз застыл на месте. Одной рукой он по-прежнему касался моста очков, а вторая зависла в воздухе на уровне груди. Шея вытянулась вперед так сильно, словно бы Хейз видел не только глазами, но и всем лицом сразу. Он стоял от вошедших в четырех футах, однако видел их так, будто они подошли к нему вплотную.

– Спроси у папочки, куда это он, больной такой, намылился? – сказала Отдохновение. – Спроси, не хочет ли он взять нас с собой?

Рука Хейза, что зависла в воздухе, потянулась к сморщенному лицу. Пальцы схватили пустоту, потом еще раз сомкнулись – и снова остались ни с чем. Хейз сделал выпад, сграбастал мумию и швырнул ее о стену. Сушеная головка раскололась, извергнув небольшое облачко праха.

– Ты разбил его! – вскричала Отдохновение. – Моего!..

Подхватив с пола череп, Хейз отворил дверь, за которой, как думала домовладелица, некогда начинался пожарный выход, и выбросил его в дождь. В лицо ударили капли воды, и он отпрянул. Осторожно посмотрел в сторону дверного проема, словно ожидая взрыва.

– Зачем было его выбрасывать? – завопила Отдохновение. – Я могла все исправить!

Высунувшись на улицу, Хейз всмотрелся в размытую серую картину. Капли дождя падали на шляпу с таким громким звуком, словно бились о железо.

– Я сразу поняла, какой ты подлый и жестокий, – произнес за спиной яростный голос. – Ты бы никому не позволил заиметь ничего. Догадалась, что ты и ребенка сможешь о стену швырнуть. Ты сам бы не радовался и никому другому не позволил бы, потому что думал только о своем Иисусе!

Хейз развернулся и угрожающе занес руку. Потеряв равновесие, он чуть не вывалился на улицу. Очки и побагровевшее лицо его были забрызганы дождевой водой; капли воды свисали тут и там с полей шляпы.

– Нет, мне нужна истина! – проорал Хейз. – Истина перед тобой, и я ее узрел!

– Проповедуешь… Так куда ты намылился?

– Я узрел единственную истину!

– Намылился куда?

– В другой город, – громко и хрипло ответил Хейз. – Проповедовать истину. От Церкви Бесхристовой! У меня есть машина – чтобы уехать. Есть…

Он не договорил – его прервал приступ кашля. То есть не кашель даже, а тихое подобие вопля о помощи со дна каньона. Краска схлынула с лица, и оно сделалось совершенно бесцветным – как водяные капли.

– И когда едешь? – спросила Отдохновение.

– Как только высплюсь, – ответил Хейз. Снял очки и выбросил их на улицу.

– Никуда ты не уйдешь.

Глава 12

Как ни старался Енох, он не мог избавиться от предвкушения награды со стороны нового Иисуса – в обмен на услуги. Такова была добродетель Надежды, состоящая в Енохе на две трети из подозрительности и на треть – из вожделения. И она не покидала парня весь следующий день, после того, как он ушел из дома Отдохновения Хоукс. Он не знал еще, какой благодарности следует ждать, но человек он был не без претензий, желал стать кем-то. Улучшить свое положение до степени совершенства. Стать Юношей будущего, вроде тех, которых показывают в рекламе страховых фирм. Чтобы в один прекрасный день к нему за рукопожатием выстроилась целая очередь.

До вечера он суетился или бездельничал, кусая ногти у себя в комнате и разрывая в клочья остатки шелкового купола зонта. Наконец он оторвал последние лоскуты и отломил от стержня спицы. Осталась черная палка с острым наконечником и собачьей головой на рукояти. Из нее можно было бы сделать особое орудие пыток, если бы мода на них не прошла. Зажав палку под мышкой и побродив по комнате, Енох решил: такая вот трость выделит его среди прочих пешеходов.

В семь часов вечера, надев плащ и взяв трость, Енох собрался в небольшой ресторан в двух кварталах от дома. Он чувствовал, будто идет получать положенные почести, однако нервничал. Боялся – вдруг почести придется не получать, а красть.

Енох прежде никуда не выходил, предварительно не поев. Ресторан, куда он пошел, назывался «Пэрис дайнер»; заведение представляло собой тоннель в шесть футов шириной, расположенный между лавкой по чистке обуви и химчисткой. Пройдя в дальний конец, Енох забрался на табурет у стойки и заказал себе гороховый суп и солодовый молочный коктейль с шоколадом.

Официантка – высокая женщина с зубным протезом на желтой пластине и волосами того же оттенка, собранными в черную сеточку, – выполняла заказы одной рукой. Вторую постоянно держала на поясе. И хотя Енох наведывался в это заведение каждый вечер, она так и не сумела проникнуться к нему симпатией.

Вот и сейчас официантка не спешила выполнять заказ; вместо этого она принялась жарить бекон. Кроме Еноха в ресторане был всего один посетитель – да и тот трапезу закончил и теперь читал газету. Бекон никто не заказывал, то есть жарила официантка его для себя. Перегнувшись через стойку, Енох ткнул ее тростью в бок.

– Эй, – позвал он. – Мне идти надо. Я спешу.

– Скатертью дорога, – ответила официантка. На скулах у нее зашевелились желваки; женщина неотрывно смотрела на сковородку.