Мудрость любви

– Он, может, согласен, а я нет, – отрезала Рита. – Я не вещь, которую можно сбыть с рук. Может, для вас это и решение всех проблем, но не для меня. Всё, что мне обещает и даёт дона Алма, реально, а связаться ни за что, ни про что с неизвестным мужиком – простите! Я вижу, что и своих–то кормить не хотят, – тут она грозно взглянула на Данилу, – а чтобы кормить женщину, ни разу её не видев, да ещё принять на себя ответственность за её ребёнка, такого я ещё не видела. Вы аферист, сеньор Данилу. И со мной вы повели себя как мошенник, и сейчас предлагаете очередное мошенничество. А ну уходите из моей комнаты! И как можно быстрее!

Данилу пытался ещё что-то сказать, но Рита, в прямом смысле слова, вытолкала его за дверь и заперла её.

Данилу безнадёжно сник. Такая была блестящая возможность и – рухнула! С этого дня он погрузился в глубокую меланхолию и не отзывался ни на какие призывы своей жены к деятельности, ссылаясь на нездоровье.

Алма, в конце концов, махнула на него рукой и столь же энергично занялась Ритой. Недомогание кухарки волновало её куда больше, чем Данилу, – она отправляла Риту к врачам на консультацию, следила за тем, чтобы та принимала лекарства.

– На тебя мне наплевать, – со свойственной ей прямотой заявляла Алма, – но ты отвечаешь за своего ребёнка, и я вместе с тобой!

Рита покорно подчинялась, но у неё всё валилось из рук, и она постоянно забывала, когда ей принимать одно лекарство, когда другое.

– Ну и рохля! – злилась Алма. – Не знаю, о чём думает Господь Бог, когда даёт своё благословение таким недотёпам!

Но, очевидно, у Господа были свои планы.

После узи выяснилось, что Рита ждёт близнецов, и Алма совсем голову потеряла. Она накупила массу пелёнок и распашонок, а потом занялась переселением Риты в комнату Эду.

А Эду как раз зашёл к себе за нужными ему бумагами, что делал периодически. Он оставил массу своих студенческих записей и конспектов, искренне думая, что они ему больше не понадобятся, но в них всё время возникала потребность, и тогда Эду мчался к Алме, взлетал на второй этаж и лихорадочно рылся в шкафу, отыскивая необходимое. Так же стремительно он примчался и на этот раз, распахнул дверь и увидел Риту, стоявшую посреди комнаты в лифчике и трусах и внимательно изучавшую в зеркале свою пополневшую фигуру. Эду захлопнул дверь и с возмущением поспешил вниз к Алме, намереваясь высказать ей в очередной раз своё недовольство её, не знающим меры, сумасбродством. В гостиной кто-то был, и Эду невольно остановился, услышав возбуждённые женские голоса. Алма разговаривала со своей подругой Глорией, и разговор показался Эду настолько необычным, что хоть подслушивать и было против его правил, он не мог этого не сделать.

– По–моему, Алма, ты совершенно сбрендила, – говорила Глория. – Что ты носишься с этой Ритой как с писаной торбой? Скоро она будет сидеть за столом, а ты будешь подавать ей кофе. Опомнись! При всей своей экстравагантности, ты всегда была разумной женщиной.

– Не всегда, Глория! В юности я была безумно влюблена в одного человека, и...

– О чём ты говоришь, Алма! Я ценю твой юмор. Конечно, в юности мы все были безумно влюблены, но с тех пор прошло столько времени, что все наши безумия кажутся очень смешными. Ты накупила ей целое приданое! Где это видано, Алма?

– Я покупала не ей, – глухо ответила Алма, и этот голос был так не похож на её обычный...

– Камиле, – догадалась Глория.

– У меня были двойняшки, Глория, мальчик и девочка. Они родились недоношенными и умерли через двадцать дней.

– Ты мне никогда об этом не рассказывала, – взволнованно произнесла Глория.

– Я никому об этом не рассказывала. Мальчик был тёмненький, с волосиками, как у Эду, а девочка родилась почти без волос, она была такая маленькая и совсем слабенькая. Они прожили двадцать дней, каждый день я была с ними, надеялась, что они подрастут, окрепнут, что я буду сама кормить их, прижимать к себе. Но они умерли в один день, с разницей в несколько часов...

– Святая Мадонна! И ты всё это время никому не рассказывала, держала в себе? – Глория была потрясена, у неё не укладывалось в голове, что энергичная, всегда полная сил Алма таила в душе такое горе.

– Мой отец, с которым мы всегда были большими друзьями, очень помог мне тогда. Когда это случилось, я хотела умереть! Мне было так плохо, так плохо, что пришлось заставить себя всё забыть, притвориться, будто ничего не было.

– Значит, вот в чём дело, теперь я поняла, почему тебе так дороги двойняшки Риты.

Эду за дверью перевёл дух и продолжал слушать. Всё его возмущение выветрилось как дым: «Бедная тётя Алма!»

Видимо, лицо у тёти Алмы было очень несчастным, потому что из-за двери послышалось:

– Выпей, выпей, это успокоительное, оно не очень сильное, ты почувствуешь себя гораздо лучше.

– Спасибо, Глория, я в порядке. Просто мне очень грустно. Смерть моих детей изменила всю мою жизнь. Я больше так и не решилась забеременеть. Боялась, что ещё одна надежда, ещё одна мечта снова рухнет...