Мунфлит

Следующие несколько дней после внезапной встречи с Элзевиром и Рэтси я, опасаясь вновь раздосадовать их своим появлением, держался от церкви подальше, однако потом снова начал ходить туда и больше их там не встречал. Любимым местом моим на церковном дворе теперь стала выступающая над землей плоская часть каменного саркофага на юго-восточной стороне церкви, который мистер Гленни однажды при мне назвал алтарем. Захоронение это, увенчанное надгробием с высеченным по кругу орнаментом из цветов и фруктов, когда-то и впрямь, наверное, было очень красиво, однако так пострадало от времени и непогоды, что, сколько я ни пытался, ни разу не смог прочесть надпись на нем и выяснить, кто там похоронен.

Плоский выступ служил мне удобной скамейкой, густая купа тисов надежно защищала от ветра. Полагаю, раньше они опоясывали захоронение плотным кольцом, но потом часть их с южной стороны то ли погибла, то ли ее вырубили, открыв вид на море, в то время как уцелевшие высились по бокам и позади памятника плотным полукольцом, как спинка глубокого кресла наподобие тех, которые часто ставят возле камина. С наступлением осени саркофаг алел от множества падавших на него ярких, будто из воска, ягод. Я множество раз приносил их тете. Она говорила, что они очень вкусны с терновым джином, стаканчиком которого обычно завершался ее воскресный обед. Помимо меня, место это явно нравилось и другим людям, о чем свидетельствовала изрядно утоптанная тропинка, однако сам я, сколько сюда ни наведывался, ни разу никого не втретил.

Сидел я там, глядя на море, и в самом начале февраля 1758 года. День выдался редкостный для разгара зимы. Он походил скорее на майский. В мягком прогретом воздухе стояла такая тишь, что до меня доносился с гребня холма, за полмили от саркофага, стук, поднятый стариком Джонсом, который закидывал в свою телегу турнепс. Погода настала теплая сразу же после наводнения. И так как дожди были очень редки и коротки, а порывистый ветер принимался дуть часто, глинистая земля Мунфлита вскорости сперва впитала в себя всю воду, а затем пересохла до трещин и даже расщелин, что обычно случалось лишь в середине лета. Расщелинами пошла тропа, ведущая от деревни к церкви, ими изборожден стал церковный двор, и одна из них, очень широкая, подобралась к самому саркофагу.

В пятом часу пополудни я наконец собрался домой к тетиному чаю, но в этот момент под каменным моим сиденьем что-то грохнуло и начало осыпаться. Я вскочил на ноги. Расщелина там, где она подходила к захоронению, весьма раздалась, образовав в сухой растрескавшейся земле дыру диаметром футов восемь, а может даже и больше, и дыра эта уходила за каменный бок могилы. Я, опустившись на четвереньки, в нее заглянул, и мне стало видно, что под памятником она еще шире и глубже. Полагаю, на свете мало найдется мальчиков, которые, обнаружив дыру в земле, пещеру в скале или тем более подземный ход, удержатся от исследования загадочного пространства. Жажда проникнуть внутрь охватила меня. Я пригляделся к провалу, который образовала осыпавшаяся вниз земля. Он был достаточно для меня широк. Я сполз по нему ногами вперед и, когда ботинки мои уперлись в кучку сырой глины, обнаружил, что могу встать под саркофагом, даже не пригибаясь.

Впрочем, это как раз было мной ожидаемо. Я ведь предполагал, что под памятником находился склеп и земля провалилась внутрь, потому что его потолок раскололся. Только на самом деле все оказалось совсем не так, в чем я смог убедиться, едва глаза мои чуть попривыкли к сумеркам. Яма, на дно которой я съехал, оказалась началом коридора, который полого спускался по направлению к церкви. Открытие показалось мне столь замечательным, что от волнения и удивления сердце заколотилось. Раз есть подземный ход, значит, в нем может скрываться что-то необычайное. Вплоть до тайника с сокровищем Черной Бороды, продолжавшего волновать меня с той самой поры, как я узнал о нем от мистера Гленни. Мысли о бриллианте и богатстве, которое он мог принести мне, не шли из моей головы. Шириной коридор был в два шага, а высотой – с мужчину большого роста. Прорыли его, не отделав ни кирпичами, ни чем-либо другим, тем более удивительно было мне, что признаки запустения в нем совершенно отсутствовали. Ни плесени, ни паутины – вечных спутников таких мест. По виду им, наоборот, часто пользовались, о чем свидетельствовали отпечатки множества ботинок на мягком глинистом полу, а также длинный широкий след, будто проволокли что-то тяжелое.