МУОС

В бункере их снова тщательно обыскали. Это делали два дюжих офицера третьего уровня: мужчина и женщина. В следующем помещении их приняли три офицера с аккуратно пришитыми золотистыми изображениями цифры «2» – личные адъютанты каждого из членов Учёного Совета. Их снова обыскивали. Адъютанты были мужчинами и Светлана пыталась что-то возразить, когда обыскивавший её потребовал раздеться догола и делать приседания. Тот кратко объяснил, что тогда она не попадёт на приём – ей пришлось раздеться и выполнить унизительное упражнение. Затем появился правительственный медик в сопровождении психолога и психотерапевта, которые внимательно осмотрели каждого из посетителей, задавали тестовые вопросы, кололи иглами в шею, погружали их в гипноз и делали другие малопонятные процедуры. Светлана спросила:

– На ленточников проверяете?

Ей не ответили.

К исходу дня, наконец, они попали в кабинет Учёного Совета. Когда-то это был личный кабинет Президента Республики Беларусь. Теперь за огромным президентским столом сидело три Учёных. В центре сидел учёный-аграрий Ежи Дроздинский – Председатель Ученого Совета – морщинистый старичок с длинными пушистыми седыми волосами.

Рахманов, Светлана и Радист вошли в кабинет со слегка приподнятыми руками, повернутыми ладонями к Их Значимостями. Офицеры охраны объяснили, что тем самым они демонстрируют открытость своих намерений. Если руки начнут опускать или подыматься или ладони отворачиваться от учёных, их расстреляют прямо в кабинете, якобы за непочтение. Однако было понятно, что этот ритуал имел сугубо практический смысл – руки должны быть на виду у стражи, скрывающейся за перегородками и ширмами.

Дроздинский предложил им сесть. Они сели в конце длинного стола, стоящего перпендикулярно президентскому. Руки положили на стол ладонями вверх.

Председатель спокойно сказал:

– Говорите.

Рахманов уже в который раз начал длинное повествование об обстоятельствах их прибытия в Муос. Хотя Учёные всё это уже знали из докладов администраторов, но Рахманова не разу не перебили. Когда Рахманов закончил рассказ, Дроздинский спросил:

– Что вы хотите от нас?

– Я Вам объяснял, что мы выполняем приказ, – несколько раздраженно ответил Рахманов, – в соответствии с которым мы должны установить инициаторов радиосигнала, наладить радиосвязь между Минском и Москвой и затем, по-возможности, оказать помощь в решении проблем минского метро. Хотя я уже, если честно, не знаю, как мы можем решить последнюю задачу. В схватках со змеями, диггерами и шатуном половину нашего отряда погибла и истрачена большая часть боеприпасов.

– Зачем вам всё это? Зачем Москве нужен этот полёт?

– Как зачем? Сам факт осознания, что твоё поселение – не единственное живое на этой планете, способствует повышению морального духа, даёт надежду на лучшее будущее, является хорошей вестью, которые и у нас и у вас приходят редко. Кроме того, постоянная радиосвязь, обмен опытом выживания, и пусть редкие, но стабильные перелёты между двумя городами однозначно поспособствую укреплению экономики наших убежищ. Простой пример: вы бы предоставили нам семена и технологию по выращиванию нерадиоактивного картофеля и мы бы её успешно применяли в Москве, где уровень радиации меньше, а средств индивидуальной защиты для выхода на поверхность больше. В обмен вы бы получили грибницу и технологию грибовыращивания. Это позволит вам получать значительную часть продовольствия без выхода на поверхность…

Рахманов сделал правильный ход. Учёного-агрария явно затронула научная и практическая сторона новых возможностей решения продовольственной проблемы. Не желая этого, он выдал свой интерес, машинально схватив и одев очки с толстыми линзами – видимо так он делал всегда, когда думал или решал какую-то проблему. Рахманов продолжил:

– Ну и, кроме того, мы прилетели не по своей инициативе. Это ж Вы нас позвали…

После паузы ответил Учёный-Физик, сидевший по правую руку от Дроздинского:

– Видите ли, я и мои коллеги трудимся в своих лабораториях день и ночь, начиная с Последней Мировой. Причём мы редко открываем что-либо новое. В основном мы изыскиваем возможности, как производить в Муосе простейшие вещи или продукты, такие же, как пол-века назад на поверхности производили без труда в огромных количествах. Ресурсы у нас очень ограничены и поэтому приоритеты в разработках тщательно обсуждаются, прежде чем претворяются в жизнь. И вот я вам что скажу. В лабораториях Центра никогда не то что не было радиопередатчика – у нас даже вопрос о его разработке никогда не подымался. Мы представляем, что такое радиосвязь и даже в программу образования нашего Университета входит ознакомительная лекция по радиоволнам и радиосвязи. Но у нас нет ни одного живого радиомеханика. Я вас заверяю, что в Центре передатчик не производился.

– Тогда кто же его мог сделать?

– Я не думаю, что где-то ещё в Муосе уровень образования позволил сделать радиопередатчик.. Хотя в Америке могло остаться со времен Американской войны что-нибудь. Методом исключения можно сделать вывод, что вероятнее всего его сделали или нашли в Америке.