Муос

«Туда», — Майка указала на дверь. Митяй осторожно открыл дверь культей-арбалетом и посветил внутрь фонарем. Вниз вела лестница. Ходок первым спустился по ней и сразу наткнулся на труп мужчины с арбалетной стрелой в груди.

Убежище состояло из трех частей: буферное помещение, в котором ранее находились кухня и санузел; привод артезианской скважины и бытовки. Теперь оно было переоборудовано под оранжерею для выращивания сельхозпродукции — под самый потолок уходили этажерки с ящиками, в которых росли какие-то злаковые. Ростки были чахлыми — света от нескольких лампочек, висевших под потолком, им явно недоставало. Следующий зал когда-то, видимо, был столовой, а теперь здесь тоже находилась оранжерея. Даже третье помещение частично было заставлено ящиками с землей. Однако основное место в нем отводилось нарам в три этажа. Кроме того члены отряда обнаружили тут четыре велопривода для получения электроэнергии. Судя по всему, когда-то здесь было больше жильцов, чем кроватей, и, может быть, им даже приходилось спать по очереди. Сейчас убежище пустовало. Несколько ящиков с землей были перевернуты, на полу разбросаны какие-то нехитрые пожитки. В помещениях они нашли двенадцать трупов с ранениями от холодного оружия. Нападение произошло совсем недавно — трупы еще не начали разлагаться, и кровь на бетонном полу не засохла.

— Ленточники, — уверенно заявил Митяй.

— Почему ты так решил? — спросил Расанов.

— Оставили только убитых. Остальных увели делать пересадку. Их «обратят в свою веру», потом вернут сюда… У ленточников станет одним поселением больше. Совсем близко к Америке. Видно, планируют брать Америку. Если уже не начали.

— Значит, нам надо уходить?

— Нет, они вернутся только через несколько дней, а то и через неделю. Я думаю, пока нам в этом убежище ничто не угрожает. Предлагаю остаться здесь: всем надо передохнуть — тяжелый был день.

Они убрали трупы, найдя невдалеке разрытую нишу, которую местные использовали одновременно как туалет, кладбище, мусорную свалку и питомник для разведения слизней. Расанов внимательно осмотрел стальную дверь полуметровой толщины без единой царапины с мощным герметизирующим и запирающим механизмом. Он спросил у Митяя:

— Как они взломали дверь?

— Ее не взломали. Дверь открыли изнутри.

— Предательство?

— Называй, как хочешь, а без участия своих тут не обошлось: или снаружи или изнутри был кто-то из местных, ставший ленточником. Изнутри вряд ли — они бы определили его сразу. Может, кто-то из торговцев или охотников был захвачен и пришел сюда уже ленточником, приведя своих новых друзей. Ему по-свойски дверь и открыли. А может, здешние обитатели были в осаде долгое время — ленточники, они ж терпеливые. В итоге местные с голодухи или решили сами дверь открыть, чтобы погибнуть в бою, или попытать счастья и прорваться. Или кто-то решил сдаться и добровольно стать ленточником, испугавшись голодной смерти, — такое тоже бывает.

Они закрыли дверь, выставили дозор. Митяй спросил у Расанова:

— Что дальше делать будем?

— Дальнейшее выполнение нашей задачи считаю невозможным. Идти в Америку не имеет смысла, хотя последняя надежда найти создателей передатчика была связана с ней. Дехтер, Светлана и Глина, судя по всему, взяты в заложники, а может, погибли. Надо возвращаться в ваши лагеря и сообщить о предательстве Америки. С Тракторного мы вернемся к вертолету и заберем радиопередатчик. Переустановим его поближе к лагерям или где-нибудь в Центре. Радист его настроит как надо, обучит кого-нибудь из партизан с ним обращаться. А нам нужно возвращаться в Москву.

Митяй грустно посмотрел на Расанова, подумал о чем-то своем и тихо сказал:

— На том и порешим… Только путь к лагерям будет нелегким. Через Немигу возвращаться нельзя, там нас ждут. Возможно, и весь туннель между Немигой и Нейтральной патрулируют американцы, выжидая, где мы появимся. Поэтому до Нейтральной придется идти ходами. А я здесь чужой, дороги не знаю. Можем наткнуться на ленточников, или диггеров, или тварей каких-нибудь. Ну да на все воля Божья…

Радист осматривал поселение. Возле нар кое-где стояла посуда, на вбитых гвоздях висела одежда. Один угол в убежище местные отвели детям. На полу в картонной коробке лежали игрушки. Некоторые из них были старинными — наверное, принадлежали еще родителям. Другие выглядели как самоделки. Вот на самом верху лежит кукла, сшитая из тряпок, с нарисованной улыбкой на тряпичной мордашке. На животе куклы написано: «Маша».