Муравечество

— «Уймись, душа, уймись. Твоим оружьем хрупким / Глухонемой стены вовек не прошибешь…»^[81] Ой, Чик, это не авторский текст. Тут надо уточнить. Это начало, перед тем как будет сама книга. Как же… как же она называется? Цитата перед началом книги?

— Эпиграф, — говорит Мэри.

— Эпиграф! Точно! Эпиграф… А. Э. Хаусмена. — Патти прочищает горло. — «Она тебя сильней. Что, если ты, голубка, / Немного стойкости у мысли позаймешь? / Подумай: прежде, там, в бездонности колодца / Ты вечность проспала, не зная ничего / О злобе человечьей. Что ж тебе неймется / В короткие часы сознанья твоего? / Теперь — с чего бы вдруг? — шатаюсь я по свету / И ясный воздух пью и радуюсь ему. / Уймись душа, уймись. Недолго длится это, / Перетерпи чуть-чуть и прянь обратно в тьму. / Болеет целый мир со времени Творенья, / Все чувства ни к чему. Испытаны давно / Страх, ужас, ненависть, презренье, возмущенье. / Зачем поднялся я? Когда вернусь на дно?^[82] — А. Э. Хаусмен». Ох, какое грустное стихотворение! Может быть, особенно сейчас! В смысле оно не совсем про кому, но может вызвать плохие ассоциации. Прости меня, Чик. Наверное, лучше почитать что-нибудь про то, как хорошо просыпаться! Не знаю. Могу спуститься в библиотеку и спросить, нет ли у них книг о пробуждениях.

— Мне кажется, это хорошая книга, — говорит Мари. — Мне кажется, тебе лучше читать ее. Когда-то я встречалась с евреем.

— Правда? — спрашивает Мадд.

— В старших классах, ага. Он отлично целовался. Айра Как-то-там. Может быть, Миллман. Что-то в этом роде.

— Надо же, — говорит Мадд.

— То есть мне продолжать? — спрашивает Патти.

— Да, — говорит Мари. — Думаю, ты должна продолжать.

— Конечно, — добавляет Мадд. — Давайте-ка послушаем про Миллмана, еврея, который восхитительно целовался.

— «Один из самых частых вопросов, которые ей задавали,

— начинает Патти, — был о том, где и как они познакомились, ведь Марк Рейзер был евреем…»^[83]

Тут я их покидаю. Этот роман (ужасный!) я читал уже трижды и дважды — неэкранизированный сценарий по нему за авторством Ринга Ларднера. (Ларднер был графоманом. Фильм M*A*S*H спасен благодаря хирургической работе Олтмена над диалогами.) В фильме Инго Патти действительно читает Моллою весь роман целиком. Мы смотрим это в реальном времени, в течение нескольких недель. Патти читает с выражением, пока Мари безостановочно курит и несчастно смотрит в окно. Мы представляем себе, как она вспоминает своего еврейского бойфренда, и более того, в фильме есть момент, когда она почти наверняка чуть слышно бормочет под нос: «Мазлтов, жидовская ты морда, мазлтов». Мадд выходит из палаты и возвращается с бумажными стаканчиками с кофе и завернутыми в вощеную бумагу сэндвичами.

Жизнь Моллоя поддерживают благодаря питательному зонду, он теряет вес. Ни у кого в палате особо нет аппетита.