Муравечество

На автобусе по дороге обратно в город я занимаю на сиденье гораздо меньше места. Больше нет никаких сомнений: я уменьшаюсь. Хотя на этой стадии процесс проходит очень медленно. Но воротник стал свободнее, галстук — шире и в то же время нелепее. Нелепость галстука — на нем изображен мультяшный ребе и подпись «100% кошерный» — не связана с уменьшением, но заставляет усомниться в своих суждениях, которые тоже, кажется, сужаются. Еще уши стали слишком большими для головы. Я встревожен. Возможно, пора сдаться и принять любовь женщины из отдела кадров с родимым пятном на лице. Быть может, настанет время, когда и она меня не захочет.

Барассини, похоже, не очень рад меня видеть. Не спрашивает о работе. Просто шарится по кабинету и хлопает дверцами шкафчиков. Мне не терпится рассказать, как прошел день.

— Где мои чертовы очки? — говорит он.

Ненавижу, когда он такой. Как будто мы отдалились друг от друга. Он вообще меня еще люби…

Он щелкает моим переключателем и…

Я на съемочной площадке фильма «Идут два славных малых». Группа суетится, готовится отснять первый дубль первой сцены. Все еще обиженный на Барассини, я брожу по памяти и ворчу про себя. Он даже про галстук ничего не сказал. С тем же успехом можно быть невидимкой, как в этом фильме. Режиссер совещается с новой помощницей по сценарию (предыдущую убил Костелло). Мадд прогуливается в темноте, повторяет реплики, бормочет их под нос. Моллой смеется со ртом, набитым комично громоздким многоэтажным сэндвичем. Он флиртует с яркой девушкой в блестящем костюме танцовщицы.

— Говорю тебе, детка, вместе мы пели бы соловьями.

— О-о, Чик. Это так романтично.

— Ты ж понимаешь, что я про еблю сейчас, да?

— Чик! Ты ужасен!

Шлепает его по руке, но при этом смеется. И Моллой знает, что с ней все получится. Я задумываюсь, как сильно изменились времена и как нам всем повезло, кроме мужчин. Режиссер вызывает всех на места. Моллой откусывает сэндвич.

— Никуда не уходи, — говорит он девушке.

— Ни единым мускулом не пошевелю, Чик. Ну разве что попозже.

— О, детка. Мы с тобой так порезвимся.

Моллой вытирает рот рукавом и шагает в сторону декораций галантерейного магазина, где его уже ждет вошедший в образ Мадд. Режиссер дает команду световикам, и, когда они включают софиты, я смотрю на установку под потолком. Я хочу их предупредить, но не могу — ведь в этом мире я всего лишь бестелесный наблюдатель. Поэтому беспомощно жду неизбежной трагедии. Я мог бы отвернуться, но как единственный зритель фильма обязан смотреть. Я здесь, чтобы запомнить. Я здесь ради Инго. Режиссер говорит «камера», затем «мотор». Мадд и Моллой заходят в декорацию галантерейного магазина, мгновенно перевоплощаются в своих персонажей. Мадд — уверенный и сердитый, Моллой — неуклюжий и виноватый. К ним подходит владелец.

— Это вы новенькие? — спрашивает он.

— Да, — говорит Мадд. — Я Харгроув, а это мой помощник Масгрейв.

— Харгрейв и Масгроув.

— Нет, — говорит Моллой. — Харгроув и Масгрейв.

— Он так и сказал, — говорит Мадд.

— Я вполне уверен, что сказал «Харгрейв и Масгроув», — говорит хозяин, похожий на Вернона Дента, если бы Вернон Дент был марионеткой.

— Видишь? — говорит Моллой. — Опять сказал неправильно!

— Я вижу, что ты споришь с владельцем этого заведения, который проявил великодушие и нанял нас на выходные, — отвечает Мадд.

— Да ни с кем я не спорю. Я просто…

— Ну все, Масгроув, хватит, — говорит Мадд. — Мы тратим время этого джентльмена.

— Я Масгрейв! Ты Харгроув! — настаивает Моллой.

— Боюсь, пацан запутался, сэр, — объясняет Мадд. — Но, как бы то ни было, я его начальник, и я с ним поговорю, уж будьте уверены.

— Прекрасно, Харгрейв, — отвечает галантерейщик. — У меня сейчас деловой обед, поэтому я оставлю вас за главного.

— Можете смело обедать, сэр.

Галантерейщик уходит. Мадд начинает поправлять рубашки на вешалках. Довольно долго Моллой просто наблюдает. Наконец:

— Ты же Харгроув, так? — спрашивает Моллой.

— Ну конечно я Харгроув!

— Но сказал, что ты Харгрейв, — ноет Моллой.

— С начальством не спорят! Что с тобой не так?

— Значит, ты Харгроув?

— Да, я Харгроув! Теперь за работу!

— И что мне делать?

— Это наш первый день, ты должен произвести хорошее впечатление, — говорит Мадд.

— Хорошо, — говорит Моллой. — И как?

— Надо продать хотя бы десять рубашек.

Моллой озирается — магазин пуст. Он стоит, не понимая, что делать.

— Ну? — говорит Мадд.

— Что «ну»?

— Продавай рубашки! Шевелись!

— Тут никого нет!

— Это не моя проблема. Прояви инициативу.

— Инициативу. Хорошо.

Пока Мадд занимается бухгалтерскими книгами, Моллой с серьезным видом расхаживает между рядами с рубашками. Через какое-то время Мадд поднимает на него взгляд.

— Ну, как успехи?

— Стараюсь. Но у нас все еще нет посетителей, и, стало быть, никто ничего не купил.

— Не моя проблема.

Моллой кивает.

— Давай-давай, продавай рубашки.

Моллой чешет голову, думает, затем говорит Мадду:

— Эй, не хочешь купить десять рубашек?

— Зачем мне сразу десять рубашек?

— Я не знаю!

— И ты называешь себя продавцом!

— Я не называю себя продавцом.

— Может, в этом и проблема.

— Ну, я…

— Ну, ты что?

— Я не знаю.