Муравечество

Утро сложное. Совсем не чувствую себя отдохнувшим, и еще надо соскрести с обивки спального кресла невероятно изобильное количество высохшего эякулята. Я размышляю о своих обязательствах. Теперь у меня две новеллизации: для Инго и для Аббиты. Обе — ради любви, обе — ради собственного величия. Но я даже не знаю, реальна ли Аббита, и, сказать по правде, точно так же не знаю, реален ли фильм, который вспоминаю с помощью гипноза.

Есть избранная группа режиссеров ремейков (ремейкеров), чьи ремейки превосходят оригинал. На ум сразу приходит «Муха!» Дэйва Кроненберга, которая значительно лучше оригинала Нойманна 1958-го. То же относится к ремейку «Гражданина Кейна» от Апатоу под названием «Гражданин Приколист», где Сет Роген играет Чарли Кейнберга — стендап-комика, который узнаёт, что умирает, и решает завести новостной блог, потому что «хватит шутить, пора говорить всерьез». Он хочет сделать мир лучше для своих и прочих детей, включая даже другие страны. «Единственные границы, — высказывается он в какой-то момент, — это те, что мы сами прокладываем у себя в сердце». Позже оказывается, что он не умирает, его медкарту перепутали с кем-то, кому поставили диагноз «реально здоров», но кто теперь узнаёт, что это он умирает, и для него это печально. Потому Чарли Кейнберг передает блог умирающему взаправду, и тогда все что-то понимают о важности семьи.

Уверен, в свой ремейк фильма Инго я смогу внести такие же позитивные и актуальные изменения. Каким бы ни был гениальным, по моим подозрениям, оригинал, у меня есть преимущество: я живу в более просвещенное время. Инго не виноват, что не узнал бы тест Бекдел^[113], даже если бы тот подскочил и треснул ему по носу. Разве не интересно сделать женскую версию фильма? Разве не чудесно увидеть фильм, где женщин наконец принимают всерьез? Фильм, который заявляет, что да, женщины смешные, смешнее мужчин, и более того — мужчины вообще не смешные. Хоть оригинал и правильно демонизирует комедию. Но, возможно, проблема комедии в том, что в ней нет женщин. Этот ремейк показал бы нам добрый мир комедии — хотя это не значит, что женщины якобы от рождения добрые или заботливые. Это бы, конечно, шло вразрез со всеми современными гендерными исследованиями, которые демонстрируют, что разницы между полами нет, в то же время показывая полный и сложный гендерный спектр. Вот что я надеюсь донести до зрителей в своей версии. А еще фильм будет с живыми актерами. В первую очередь — по практическим причинам. Почти невозможно надеяться снимать девяносто лет подряд. Скорее всего, столько времени у меня нет. Во вторую, моей первой любовью всегда была актерская игра, так что возможность поработать со многими великими артистами нашего времени, а то и самому примерить роль (Мари в этой гендерно-обратной версии? Моя бывшая девушка-афроамериканка?) стала бы кульминацией всех моих мечтаний.

О боже мой, прямо на улице, у меня на пути — Кастор Коллинз, теперь уже, конечно, слепой, прямо как его брат, из-за воздействия солнечных лучей в детстве. Темные очки, без трости, без помощи, бесконечно уверенный в себе. Как же он справляется? Говорят, когда человек лишается одного чувства, другие обостряются; в данном случае одно — это зрение. Так что, возможно, с усиленным слухом, обонянием, вкусом и осязанием Кастор способен перемещаться в этом опасном многолюдном окружении так же, как слепой капитан корабля лавирует у неровного скалистого побережья в туманную ночь, пользуясь только ушами и языком. Поистине замечательное зрелище, а потом я с некоторой печалью осознаю, что Кастору Коллинзу никогда не увидеть, как это замечательно, ведь он слепой и не может увидеть, как это замечательно. Внезапно кажется, что он идет прямо на меня. Я сменяю курс — и Кастор сменяет, будто какая-то ракета с тепловым наведением. Я снова сворачиваю. Кастор подстраивается. Скоро это становится танцем, ужасным, чудовищным танцем.

В кабинке Флотилия Дель Монте вместе со стажером следит за Б. на своем мониторе с подписью «Кастор» и объясняет рабочий процесс.

— Иногда я кого-нибудь выбираю и подъебываю, делаю из Кастора что-то типа ракеты с тепловым наведением. (В микрофон.)

Слегка левее, милый. (Стажеру.) На работе бывает скучновато, вот я и выдумываю игры, чтобы скоротать смену. Справедливости ради, целями я выбираю только мудаков. Сегодня я встала не с той ноги, так что поискала мудака на горизонте. (В микрофон.)

Нет, милый, еще немного. Вот так. (Стажеру.) Как видишь, идет прямо на нас, на двенадцать часов: мелкий пронырливый еврей. Видишь? Колючая бородка, низенький, влажные глазки как изюмины. Очки, что донышки «Колы». Идеально. (В микрофон.) А теперь правее, Кастор, дружок. Идеально. (Стажеру) Еще смешнее потому, что понятно: еврей его узнал. Видишь, рот раскрылся, как у втюрившейся школьницы? Делает вид, будто ему все равно. Так только еще смешнее. Уже понимает, что сейчас будет лобовое столкновение. Видишь, как разворачивается, чтобы сбежать? Умереть не встать!