Муравечество

— Вот именно. Никому не нравятся. Так что у меня есть бизнес-предложение, чтобы предложить владельцам «Слэмми».

— А.

— И я надеялся, ты поможешь до них достучаться.

— Хочешь предложить помыть туалеты?

— Хочу открыть сеть люксовых придорожных туалетов. И мне нужен стартовый капитал. Это прекрасная идея, я уверен. За номинальную плату — скажем, три доллара — получаешь нетравматичный туалетный опыт.

— У меня вряд ли получится…

— Просто помоги мне достучаться. Даю двадцать процентов за хлопоты. Приблизительно двести двадцать миллионов человек проводит в машине в среднем девяносто минут в день. Скажем, одна восьмая этих добрых честных людей, скажем приблизительно, заплатит три доллара за чистый люксовый туалет. Это двадцать семь миллионов человек в день. По три доллара на брата — восемьдесят один миллион в день! Так что если родительская компания «Слэмми»…

— «Дегеш Норт Америка Холдингс»^[138].

— Правда? Вау. Не ожидал. Ладно. Если «Дегеш» даст мне один процент, то для меня это восемьсот десять тысяч долларов в день, двести девяносто пять миллионов долларов в год, из которых тебе я передам двадцать процентов, или почти пятнадцать миллионов долларов. В год.

— Я вообще-то…

— Скажем, я ошибаюсь на порядок — что невозможно, потому что моей второй специальностью в Гарварде была стратегизация бизнеса, — это все равно полтора миллиона долларов. Для тебя. В год.

— Частные туалеты для путешественников?

— Да. «Свой Туалет», я бы назвал это так.

— Хм.

— В честь Вулф, — добавляю я.

— Ага.

— Вирджинии Вулф^[139].

— Ясно.

Голый человек, уже без эрекции, встает и идет в туалет.

— Чтобы добавить элегантности. И я ссылаюсь не на тот нелепый фильм Мелвина Франка с тем нелепым Джорджем Сигалом (не путать со скульптором, он-то выдающийся!), который, к сожалению, надо признать, был прекрасен в роли Хани с банджо в «Кто боится Вирджинии Вулф» Майкла Николса, на чем мы завершаем полный круг.

— О’кей.

— О’кей?

— О’кей.

— Отлично!

— Я позвоню начальнику и узнаю, можно ли что-нибудь устроить.

— Отлично!

Я остаюсь стоять. Она тоже остается стоять, ее взгляд перебегает с меня на окно и обратно.

— Когда ты уйдешь.

— Ладно.

Я ухожу.

— Только слишком много им не рассказывай! — кричу я в уже закрытое окно. — Я сам!

Глава 52

Руни и Дудл попивают мартини в популярном и многолюдном голливудском баре. Проходящие мимо хлопают их по спинам. Они знаменитости. В отдалении, за столиком в углу рядом с мужским туалетом, за ними наблюдают Эбботт и Костелло, угрюмые и забытые.

— Студия хочет, чтобы мы как можно скорее сняли еще один фильм, — говорит Дудл.

— Отлично. Уже в процессе.

— Хотят, чтобы мы сосредоточились на трюках.

— Но мы не делаем трюки.

— Все думают, что делаем. В следующем фильме хотят побольше масштабных.

— Тот трюк был несчастным случаем.

— Они этого не знают.

— Надо рассказать.

— Нельзя. Это единственная причина, почему с нами хотят снять еще один фильм.

— В тот раз нам просто повезло.

— Ну, повезет и в этот.

— Не знаю.

— Слушай. Нам предоставили список из пяти трюков, которые они хотят видеть.

— Пяти?

— Да. Посмотрим… Первый: «Руни…»

— Это я. Ну конечно же.

— Да. «Руни катапультируют из развалившегося самосвала на дерево, которое как раз срубает дровосек».

— Что-то мне не хочется.

— Второй: «Руни сбивает поезд».

— И это вся шутка? Что меня сбивает поезд?

— Так тут написано.

— И что тут смешного?

— Ты смешной. С тобой происходит всякое. Благодаря тебе это всякое — смешно. Третий: «Руни притворяется столетним стариком (сами придумайте почему) и загорается, когда задувает сто свечей на своем торте».

— Опять Руни?

Дудл сверяется со списком.

— Ну да.

— Мне это не нравится.

— Это же они выписывают нам чеки. Четвертый: «Дудл…»

— Наконец-то!

— «…пытается спасти Руни, который свисает с бельевой веревки на пятом этаже жилого дома. У него не получается спасти друга. Руни летит четыре этажа сквозь бельевые веревки и приземляется одетым как девушка».

— Не буду я одеваться в девушку. Здесь я провожу черту.

— И пятый: «Руни расслабляется в кресле, читая книгу…»

— Ладно. Это я могу.

— «…пока падает с самолета».

— И с чего это я буду расслабляться в кресле, пока падаю с самолета?

— Опять же, тут написано, что решать нам. Нам не хотят диктовать, как работать. Дают пространство для маневра.

— Ну, я ничего этого делать не буду.

— Хочешь прикончить нашу карьеру?

— Не хочу прикончить себя.

— Ну, это очень эгоистично.