Муравечество

— Физически, конечно, возможно. Но шансы того, что хронтомы случайно займут ту же самую конфигурацию, так же малы, как шансы, что развеянные атомы кремированного мертвеца снова сойдутся и воссоздадут человека.

— А это возможно?

— Возможно.

— Клон?

— Нет. Тот же человек. Но в другом времени.

— То есть хронтомы могут сойтись и создать то же время, но в другое время?

— Да. Но чтобы найти это возможное прошлое, надо двигаться в будущее.

— Звучит бредово.

— И все же тебя заинтересовало.

— Да. Человек всегда ищет в мире волшебство. Человек не может перестать. Человек сам не знает почему.

— И правда, — говорит она.

— Я не хочу умирать.

— Знаю, милый мой. Знаю.

Глава 90

Запись — это то же самое, что и оригинал? И что насчет формы искусства, существующей только в виде записи (например, пленка с движущимися изображениями), которая может быть серией неподвижных изображений, но в мозгу зрителя они сливаются во времени из-за того, что мозг ведется на не более чем оптический обман? В этом самом прямом смысле фильм не существует вне мозга зрителя, а в случае фильма Инго — вне мозга одного конкретного зрителя. Как элегантно выразился Гарри Риммер^[207] в защиту правдоподобности Библии: «Авторы Библии мертвы, и мертвы вот уже много поколений. Их свидетельства не оспаривались во времена, когда они были живы и в их словах могли усомниться и когда жили другие очевидцы тех же фактов. Нормы доказательного права признают за факт: если показания очевидца не оспорены при его жизни, эти показания верны для всех времен и не могут подвергаться сомнению тех, кто приходит после (курсив мой). Значит, вопрос аутентичности Библии находится вне юрисдикции суда». Короче говоря, я единственный свидетель фильма Инго; как я скажу, так и будет.

Теперь я уверен, что вспомнил фильм настолько, насколько это вообще в человеческих силах. Надо попробовать вспомнить в обратном направлении. Подозреваю, этот фильм больше других вознаграждает обратное перепоминание. Похоже, у Инго был интерес к этой области исследований. И, сказать по правде, в жизни любого человека настает время, когда впереди смотреть особо не на что и остается только оглянуться назад. Однако я буду не перескакивать к отдельным воспоминаниям и потом проигрывать их в обычном порядке, а проиграю весь фильм задом наперед, чтобы изучить причину и следствие, втянуть все, что выпустила Пандора, обратно в ящик, постичь истинную обратность. Думаю, инстинктивно Инго это понимал; будучи сыном неграмотного носильщика в компании Пульмана (?), он повидал жестокость, известную немногим.

Фильм кончился. Я помню концовку. Уверен, я почерпнул все, что мог, из этого последовательного просмотра, этой памяти безымянной обезьяны. Многого не хватает; многое перепутано. Возможно, эти недостающие части раскроются при обратном воспоминании. Возможно, если начинать со следствия, я приду к причине и в этом процессе узнаю больше. Но, конечно, в переживаемой реальности человеческого животного время движется вперед. Так что я обязан идти во времени вперед, оглядываясь в памяти назад. Таково мое проклятье: так прорицатели у Данте обречены вечно идти вперед, обратив головы назад, так жена Лота, даже не удостоившаяся в этом патриархальном тексте имени — назовем ее Ивонной, — оглядывается назад и в наказание обращается в соляной столп. Похоже, нельзя смотреть ни вперед, как прорицатели, ни назад, как Ивонна, без наказания. Тогда получается, можно смотреть куда захочется.

И я смотрю назад. И иду вперед. И размышляю, что могло случиться с Кальцием, пока он летел в прошлое и видел, как мир сворачивается, а не разворачивается. Нашел ли он меня? Стоп. Вспоминаю. Я ехал во Флориду, и по лобовому стеклу размазался…