Муравьиный лабиринт

«Зверь укусил Макса. Макс лягнул Зверя. Зверь лягнул Макса. Оба расстались довольные друг другом, только Максу копытом вдавило в грудь крестик».

«Афанасий увидел из окна маршрутки девушку и влюбился. Пока он разбирался, настоящее это или нет, маршрутка уехала. Теперь он говорит, что это была идеальная любовь, потому что не знала разочарований и состояла из одной разлуки».

«Родион подрался на платформе электрички. Он всех победил, но сильно хромает и не может жевать».

«Ула послали за красной закладкой. Он быстренько нашел ее и прорвался в Межгрядье. Кожа слезает с него пластами. Яра мажет его сметаной».

«Макс ночью съел шоколадку с прилипшей фольгой. Ждем, пока помрет».

«Яра ходила в Копытово. На площади к ней подвалила латентная личность и стала толерантно звать ее в парк. Яра длинным и плавным движением достала шнеппер, и личность сгинула, имея на лице печаль непонятости».

«Родион учился спать на голой земле. Теперь лечится, чтобы учиться дальше. Афанасий бегает вокруг и орет: «Ты хоть бы тряпочку подстелил! Хоть бы тряпочку!»

Пока Ул перелистывал тетрадь, часто с грустью натыкаясь на имя «Родион», Афанасий лежал в гамаке, одетый в два свитера и баранью жилетку, и, отталкиваясь ногой от стены, чтобы заставить гамак раскачиваться, уговаривал Макса позволить ему посмотреть его новый шнеппер.

– Не д-д-дам. Сы-сы-сломаешь! – упрямился Макс.

– Ты же не сломал!

– А ты сы… сы…

Афанасий повернулся к Улу.

– Скажи ему!

Ул лизнул ноготь большого пальца.

– Я бы сказал. Но ты – чудо! былиин! – и правда, сломаешь!

Афанасий подумал и решил обидеться. Он, конечно, не считал свои руки золотыми, но порой ему казалось, что они хотя бы серебряные.

– Ах так! – капризно сказал он, ощипывая с жилетки шерсть. – Ну берегитесь! За то, что вы не дали мне посмотреть шнеппер, я замучаю вас болтовней!

Однако воплотить свою угрозу не сумел. На чердак, грустно пыхтя, поднялся Рузя, и недавний мучитель мгновенно стал мучеником. Умирающим голосом вновь прибывший сообщил, что Афанасия вызывают к Кавалерии.

– Что, прямо сейчас? Так поздно? Зачем? – встревожился Афанасий.

Этого Рузя не знал, но, по его словам, Кавалерия выглядела сердитой. Рузя же оказался первым, кто попался на глаза, когда она выглянула из кабинета. Передавая поручение Кавалерии, Рузя заметил на столе пачку овсянки, взял ее и, машинально зачерпывая, стал есть.

– Овсянку всухомятку? Ты что, лошадь? – заинтересовался Ул.

– Я задумался, – сказал Рузя и, продолжая жевать, ушел.

– Он не лошадь. Он к-конь, – заикнулся Афанасий.

Хотя Рузя пробыл на чердаке всего минуту, пачка после него оказалась на две трети пустой.

– Силен гусь! – качая головой, сказал Ул.

Афанасий поспешно собирался к Кавалерии. Ждать она не любила.

– Если огнетушитель – смело говори, что не ты! – крикнул ему вслед Ул.

– И у… ухо статуе Фаддея Ногаты о… отстрелил не т…ты! Ты бы не пы… попал! – добавил Макс.

Афанасий поплелся в кабинет Кавалерии. Директриса сидела за столом и, по уши заваленная бумагами, разбирала квитанции. Она ненавидела это занятие, но все равно приходилось. Счета за воду, за электричество, газ, вывоз мусора, налог на землю и много чего еще. Хотя ШНыр и являлся чем-то уникальным, все же он стоял на земле, а не парил в облаках. Свет получал по проводам, газ по трубе, имел почтовый адрес, канализацию и прочие вынужденные привязки к внешнему миру.

– Я пришел, – робко сообщил Афанасий.

Кавалерия ударила ладонью по стопке бумаг.

– Я очень благодарна тебе за помощь в организации делового процесса. Но! Что это такое, Афанасий? Что ты нюхал, когда это писал?

– Что? – пискнул тот.

– Это вот! За воду мы платим как «Детский санаторий имени Малыша и Карлсона», за электричество как «Всероссийское общество селекции разумных тараканов», а за вывоз мусора как «Фонд имени уха Ван Гога»!

Афанасий пробормотал что-то оправдательное. Он переминался с ноги на ногу и отдувался за свою буйную фантазию. Кавалерия снова уткнулась в бумаги. Она дышала в очки и костяшкой пальца массировала себе центр лба.