Мурлов, или Преодоление отсутствия

Ахилл вспомнил ласковую руку матери, отчаяние в ее глазах, когда – то ли по чьему навету, то ли по прихоти сластолюбивого Пелея – ее обвинили в чародействе и изгнали из дома, что равносильно было убийству. Она утопилась в ручье, а Ахиллу сказали, что мать его – речная богиня. Бред какой-то!

– Басилевс. Как обещано, тебе будут завтра многие дары, они уже приготовлены на повозках, но верни мне сына сегодня, – сказал Приам.

– Ты хочешь сказать, труп?

– Верни мне сына. Ты и так забрал у меня все.

– Не смеши меня, царь. Я у тебя забрал все! Однако же я не прибавил себе этим ничего. Значит, и сын твой – ничто. Как и ты. Как и я. Как я верну тебе то, чего нет? И потом, согласен, можно все отдать, но взять все… Ступай. Не нарушай международных соглашений, Приам. Завтра, завтра отдадут тебе его. Прощай. Тебя проводят. Тебе повезло, что у тебя взяли только золото на пути сюда.

Приам хотел что-то сказать, тоскливо посмотрел в темный угол, где были свалены доспехи и оружие Гектора, и ему вдруг стало жутко. Ему показалось, что доспехи зашевелились, будто кто-то вставал из-под них. Не попрощавшись, Приам вышел. Стражник проводил его до самого луга. Царь отдал ему перстень с пальца, который хотел подарить Гектору. Стражник поблагодарил и почтительно попрощался с ним. «Как-то он отнесется ко мне, когда ворвется в горящую Трою?» – подумал Приам. Оставшись один, старик повалился на землю и стал дергать траву зубами. Потом он долго тащился к Трое. Видно, все же суждено завтра пройти и ему и Гектору через обряд позора, через торжественный обряд передачи победителем тела побежденного…

Опять бессонница! Голова, привыкшая только к вину, поцелуям, не смертельным ударам оружия и камней о шлем, после смерти Патрокла стала полниться неведомыми ранее мыслями, и мысли эти были беспокойны, как воспоминания о своей трусости в детстве. Много ночей Ахилл провел уже без сна, оглоушивая себя вином и женщинами, или пребывал в забытьи, надышавшись, как дикий кочевник скиф, конопляного дыма из костра, но никак не мог убежать от вопроса, который задал себе после смерти Патрокла: зачем все это? Который двенадцать раз задал себе в ночь жертвоприношения, который задал себе только что, когда перед ним сидел Приам. Вот оно что! Приам тоже не спал много ночей. То-то у него глаза закатывались от усталости. Какой смысл во всем, что я делал, делаю и собираюсь делать?

– Женщину! – яростно крикнул он караульному и уткнулся лицом в покрывало.

Через некоторое время стражник втолкнул в шатер женщину. Та темным пятном прижалась к полотну шатра и не двигалась с места.

– Где Патрокл? – спросил у нее Ахилл.

Женщина молчала. Снаружи заскрипела коляска. Стражник, видно, решил уютно покемарить. Ахилл выскочил из шатра, скинул воина наземь, огрел его подвернувшейся палкой и, подняв колесницу, с нечеловеческой силой швырнул ее в темноту. В темноте раздались чьи-то проклятия. Ахилл вернулся в шатер и лег на ложе. Вспомнил о женщине и повторил свой вопрос:

– Где Патрокл?

Женщина молчала.

– Что ты там прячешься? Иди сюда! И подай со стола вино.

Женщина не пошевелилась.

– Ну, что же ты? – Ахилл сел на ложе и уставился на темное пятно. Может, она глухая? Он встал, взял горящую головню и подошел к пленнице. – Ты кто? – спросил он, вглядываясь в ее красивое и еще сонное лицо. Это была его пленница, иначе бы ей не дали уснуть еще много ночей.

– Твоя рабыня, басилевс, – ответила та.

– Тогда ступай прочь! – заорал Ахилл. – Рабыня! – он презрительно посмотрел на нее и раздраженно швырнул головню в середину шатра на утрамбованную землю. – Ступай к солдатам, рабыня!

В углу палатки тускло блеснули доспехи Гектора. Точно кто пошевелился под ними. Так вот чего испугался Приам!

– Хотя нет, останься, – сказал он, взял ее за руку, вывел на середину шатра и стал разглядывать ее всю. – Разденься.

– Красивая? – спросила пленница с вызовом. По выговору она была не из этих мест. Скорее всего, из Фракии. – Мне холодно, – снова с вызовом сказала она и так же с вызовом стала сама разглядывать Ахилла.

Царю на мгновение показалось, что это его держат за руку, как раба, и разглядывают, как раба. «Может, так оно и есть?» Кровь ударила ему в голову, но он подавил вспышку гнева и тихо сказал:

– Я подарю тебе любовь.

– Подаришь? – спросила дерзкая пленница.

Ахилл сел напротив нее в кресло, в котором сидел Приам, и с интересом разглядывал этого звереныша. Что делал бы с ней Приам?

– Тебе сегодня плохо, басилевс? – спросила пленница.

– Я не бог, чтобы мне было хорошо.

– Не бог?

Она, кажется, улыбается. Она еще не видела, как улыбается череп.

– Что с тобой? – рабыня неслышно подошла к царю, который с закрытыми глазами откинулся на спинку кресла.

Ахилл вскочил, оттолкнув пленницу, и стремительно вышел из шатра.

– Иди за мной! – приказал он.

Пленница выскочила за ним следом. Царь смотрел в небо. Рабыня тоже посмотрела вверх. Она дрожала от предутренней прохлады. Ахилл взял ее за подбородок, долго смотрел в глаза, приблизив свои губы к ее губам, но не целуя, потом брезгливо отдернул руку.

– Не дрожи, женщина. В дрожи есть что-то собачье.