Муссолини и его время

У Муссолини не хватало чувства юмора (или вкуса) для того, чтобы подчеркнуто дистанцироваться от официального культа самого себя, как это сделали Сталин и Гитлер. Бывший журналист не мог не замечать повсеместно воскуряемого в его честь фимиама, невозможно поверить и в объяснения дуче, который уже на закате своей политической карьеры оправдывался тем, что был настолько поглощен делами государства, что попросту не обращал внимания на излишнюю ретивость собственных пропагандистов.

На самом деле он всегда уделял пропаганде (в том числе собственному культу) львиную долю своего времени и был не просто в курсе положения дел, но и непосредственно руководил организацией самых разнообразных пропагандистских кампаний. Для того чтобы градус лести понизился до адекватного уровня, достаточно было бы одной лишь его недовольной резолюции, но за все годы пребывания у власти Муссолини практически ни разу не дал понять, что недоволен тем возведенным под его руководством храмом во имя самого себя, в котором он сам был и кумиром, и верховным жрецом.

Человек, принимавший как должное то, что его называли воплощением достоинств самых выдающихся исторических персон; человек, которого не смущало, что цитаты из его речей печатаются рядом с кулинарными рецептами (так лучше запомнят!); человек, чей голос звучал по радио каждый день, чьи портреты висели буквально в каждом доме, а во время праздников – на каждом здании; человек, в честь которого назвали главную награду национального кинофестиваля; человек, позволивший ежегодно отмечать т. н. «Рождество дуче»; человек, чье имя дети знали с шести лет, – этот человек, несомненно, был по-настоящему тщеславен.

В вопросах пропаганды, столь важных для него, Муссолини мог быть удивительно мелочным. Он терпеть не мог короля, и о Викторе Эммануиле старались не упоминать лишний раз, словно его не существовало. Он не любил Бальбо – а это была намного более яркая личность, чем король, – и вот уже имя этого без преувеличения храброго и талантливого фашиста почти не упоминается в прессе. Муссолини ревновал к чужому успеху, и горе было тем журналистам и редакторам, которые не ввернуть слово «ДУЧЕ» в какую-нибудь важную новость должное количество раз.

Помимо собственных фотографий и цитат Муссолини очень любил публичные выступления, любил себя, «покоряющего массы» – никто не обращался к толпам слушателей так часто, как он. Как публичный оратор он превосходил и невыразительного Сталина, и истеричного Гитлера, с годами утратившего к выступлениям всякий интерес. Муссолини же был способен увлекать толпу даже за месяц до окончательного краха фашистского режима – у него был прирожденный ораторский талант. Буйный, безудержный.

Хотя в практике политической борьбы уже вовсю использовали позаимствованный у околотеатральной публики метод заказного клакерства, то есть обеспечивали успех выступлениям диктатора при помощи специального «аплодирующего отряда», нельзя сказать, чтобы Муссолини остро нуждался в такого рода уловках. Вплоть до 1945 года в Италии всегда находилось достаточно много людей, искренне приветствовавших появление дуче на публике.

Перед такой толпой, собравшейся послушать диктатора как добровольно, так и по «разнарядке» (местные партийные органы заранее собирали людей, рассылая специальные красные карточки – «приглашение», от которого нельзя было отказаться), представал уверенный в себе оратор, бросавший хлесткие фразы, сопровождая их резким взмахом правой руки. Дуче как будто вбивал свои тезисы в аудиторию, только в отличие от своих газетных статей в выступлениях Муссолини пользовался не восклицательными знаками, а активной жестикуляцией. Он всегда занимал позицию «сверху» – из окна или с балкона, выходящих на площадь, а если требовалось, то и стоя на танке.

То обвиняющий, то прославляющий, всегда энергичный, он пользовался неизменным успехом и наслаждался овациями своих слушателей, характерно покачивая головой с вскинутым квадратным подбородком и обводя толпу надменным взглядом. Это были моменты его триумфа – Муссолини нуждался в таком восхищении не меньше, чем в женских ласках или в обожаемых им военных парадах.

Постепенно оттеснив своих прежних соратников на периферию общественного внимания, дуче остался в гордом одиночестве – все достижения фашистского режима отныне должны быть связаны с его именем. Только в одном случае Муссолини сумел сохранить чувство меры и не стать смешным – когда Виктор Эммануил предложил ему войти на равных в аристократическое общество. Дуче дважды отказался принять дворянство с высоким титулом, постаравшись, правда, донести эту информацию до всех итальянцев. Муссолини не хотел становиться частью «придворной жизни», еще одним графом, и справедливо опасался насмешек и злословия, а потому предпочел остаться «единственным» – остаться дуче.