Как мы видели, не будь китайской помощи, не было бы и скорой победы – ибо Запад, к чести его, не считает, будто даже самая благородная цель оправдывает любые средства. Как ни прискорбно это признавать, китайская манера помогать оказалась действенной. Классический труд «О политическом устройстве изменяющихся обществ», опубликованный в 1968 г. гарвардским профессором Сэмюэлом П. Хантингтоном, указывает на то, что ранее подметили Томас Гоббс и Уолтер Липпманн: власть – и даже власть жестокая – предпочтительнее, чем отсутствие всякой власти. О, как мы усвоили этот урок в Ираке! Пока мы, жители Запада, рассматриваем развивающиеся государства с точки зрения моральной чистоты и порицаем коррупцию, царящую в отсталых обществах, китайцы довольствуются политической устойчивостью – даже достигнутой противозаконными способами. Если мы оказываем иностранцам помощь, руководствуясь понятиями о демократии, правах человека и гражданском обществе, то китайцы придают значение лишь масштабным инфраструктурным проектам и наличию власти – любой власти, вовсе не обязательно демократической.
Не следует забывать: наши цели определяются нашим собственным неповторимым историческим опытом – сводящимся, по словам Хантингтона, к ограничению правительственного всемогущества. Государственные учреждения наши легко и просто возникли из английских учреждений XVII в., а большей части остального человечества пришлось двигаться к законопослушной государственной власти ощупью и начинать с нуля [19]. Исторический опыт Америки далеко не всегда оказывается чуждым для многих стран, готовящихся на протяжении текущего века выйти на мировую авансцену. Слабые, ленивые или несуществующие государственные учреждения присущи многим обширным географическим областям. А мы доныне живем – и будем жить еще несколько десятилетий – в условиях, порожденных распадом европейских империй, который заставил евразийские и африканские режимы считаться с суровыми современными требованиями.
Состязание между путями развития американским и китайским всего заметнее, разумеется, в Африке – у западных пределов Индийского океана. А на Бирму, куда мы с вами сейчас направимся, серьезно влияют не только Соединенные Штаты и Китай, но и Индия. Для Бенгальского залива Бирма станет не менее важна, чем Пакистан для Аравийского моря. Если Пакистан подобен балканским странам с их стремлением разделяться и рассыпаться в стороны, то Бирма походит на Бельгию, какой та была в начале XX в., – страну, которую стремились подчинить себе великие сопредельные державы [20].
Глава 12
Бирма: страна, в которой сталкиваются Индия и Китай
Муссонные тучи наваливались на темно-зеленую землю Восточной Бирмы. Влажно блестели крутые склоны холмов, поросшие тиковыми деревьями, кокосовыми пальмами, густыми высокими травами. Обломные ливни превратили почву в черно-рыжую грязь. Когда наступала ночь, оглушительный стрекот цикад и надоедливое кваканье гекконов были слышны даже сквозь шелест и грохот низвергавшегося дождя. Я проковылял по трем бамбуковым стволам – они служили мостиком через проворный поток – и очутился в Бирме. Проводник, каренский боец[60]
, освещал дорогу фонариком, питавшимся через обнаженные медные провода от старенькой батарейки мощностью в шесть вольт. Батарейка свисала с шеи бойца. Опасаться следовало не столько бирманских, сколько таиландских правительственных войск. В то время лесоповал и другие коммерческие интересы сделали демократически избранное таиландское правительство добрым другом бирманской военной диктатуры. Тайский премьер-министр Самак Сунтхаравет объявил: генеральская хунта, правящая Бирмой, – «добрые буддисты» и приверженцы медитации, а сама Бирма – страна, «живущая мирно». Вероятно, оттого-то и охотились тайские правительственные войска на бойцов-каренов, которые принадлежат к малочисленным племенам горцев, воюющих против последовательно сменявшихся бирманских режимов с 1948 г.