Муссон. Индийский океан и будущее американской политики

История Калькутты написана по берегам реки Хугли: с одной стороны потока находится Калькутта, а с другой – промышленный пригород Ховрах (или Хаура). Из кустарника по обоим берегам выглядывают старинные, заброшенные британские усадьбы. То здесь, то там открывается пасторальное зрелище: люди совершают омовения или стирают белье на ступенях гхатов

. Ныне пустующий Суринамский док стоит на калькуттской стороне, точно призрак минувших недобрых времен. Именно там рабочие, шедшие в кабалу по собственной воле – в сущности, рабы, – всходили на суда и отправлялись к северным берегам Южной Америки, в Гвиану. Век был девятнадцатый. С тех пор в Карибском бассейне и существует индийская диаспора. Швартовные буи, напоминающие тюрбаны, покачиваются на волнах: огромные, заржавленные, ныне оставшиеся не у дел. Виднеется потемневшая плавучая пристань Гарден-Джетти: пустая, покинутая, разрушающаяся. В бывшем городском порту есть еще несколько ей подобных развалин. Где высились канатные фабрики, зеленеют молодые рощи: канатное производство переместилось в Бангладеш. Вода выглядит очень спокойной, словно мирный речной пейзаж, написанный в дымчатых тонах. Однако впечатление крайне обманчиво. Бо́льшую часть пути к Бенгальскому заливу, вниз по течению, у штурвала должен стоять лоцман. Двухметровые приливные волны, идущие вверх по течению, от залива, и коварные мели делают плавание опасным. Хотя на отрезке, пересекающем Калькутту, ширина Хугли равняется 1,2 км, судоходная полоса гораздо уже – вдобавок плавание осложняют оставшиеся под водой обломки былых кораблекрушений.

Мы шли, минуя лесовозы, груженные малайскими и бирманскими бревнами. Затем обогнали загрузочное судно, оснащенное обычными гидравлическими подъемниками; судно жалось к ховрахскому берегу, чтобы не врезаться ненароком в песчаную отмель. Транспорты крупнее, те, над которыми высятся козловые краны, столь высоко по течению подниматься не могут: не позволяет глубокая осадка. Контейнеры, которые они везут, передаются на загрузочные суда в нескольких километрах ниже Калькутты. Городской порт существует поныне, однако он сильно сжался, ибо между городом и Бенгальским заливом появились новые гавани. Благодаря этим новым гаваням, разделенным значительными расстояниями, Калькутта считается портом, способным принимать суда различной осадки. Обширной и глубокой гаванью обладает город Халдия, расположенный неподалеку от Бенгальского залива. Калькутта непрерывно расширяется, и ходят слухи о превращении Алмазной Гавани в еще больший портовый комплекс.

Еще несколько километров вниз по течению – и Хугли разливается истинным пресным морем, напоминающим устье Амазонки. Там, среди «тошнотворной зелени», как выразился британский историк Джон Ки, от цивилизации остаются самые слабые следы: ничего, кроме рыбацких деревушек и деревянных лодчонок, обсыхающих на береговом песке близ густых пальмовых зарослей [14]. Единственный признак настоящей цивилизации – вереницы огромных печей, в которых обжигают кирпичи: эти ряды тянутся по обоим берегам почти до самого Бенгальского залива – Калькутта, как уже сказано, расширяется день ото дня, и ее аппетит к строительным материалам ненасытен. Расширяться ей помогает наличие пресной воды – правда, и уровень моря поднимается в итоге всемирного потепления, ставя долголетие Калькутты под вопрос. Балинезийская климатическая конференция 2007 г. назвала Калькутту в числе десяти городов, которым более всего грозит затопление морскими водами – в частности, штормовыми приливами, которые сопутствуют всемирному потеплению. Предполагается, что под конец XXI в. Калькутта, чье население умножается не по дням, а по часам, возглавит упомянутый перечень.

Во второй половине XIX в., прежде чем британцы создали в Индии обширную сеть железных дорог, вы, скорее всего, добрались бы до Калькутты на паруснике или пароходе – вверх по Хугли от Бенгальского залива. За вычетом сушильных печей, появившихся позднее, ландшафт – вода и зелень – был бы тем же, что и ныне. Оттого-то, пока наша ладья скользила к югу по непрерывно расширявшейся реке, чтобы развернуться возле Алмазной Гавани и двинуться вспять, на север, в Калькутту, я невольно размышлял о судьбе самой значительной и, видимо, самой колоритной личности в калькуттской истории – о человеке, впервые достигшем этого города именно по реке Хугли. Я думал о Роберте Клайве.